Сибирские огни, 1975, №8

тием сюжетных линий, превосходными, впа­ янными в действие картинами природы, бы­ та, яркими характерами»1. Первое крупное произведение хакасской прозы — роман «В далеком аале» — посвя­ щен одному из самых важных этапов в многовековой истории хакасов —социали­ стическому обновлению народной жизни в первые годы Советской власти, когда под животворным влиянием ленинских идей ло­ мался старый, веками устоявшийся уклад жизни обездоленных царизмом пастухов и охотников, когда в ходе ожесточенных клас­ совых битв, под влиянием революционной нови росло и крепло самосознание трудя­ щейся бедноты и рождались новые, социа­ листические взаимоотношения между людьми. Начало повествования по времени совпа­ дает с окончанием гражданской войны на юге Сибири. Партизанская армия Кравчен­ ко и Щетинкина разгромила колчаковские отряды, белогвардейские банды барона Ун- герна были отброшены за кордон в мон­ гольские степи. Действие романа разверты­ вается в небольшом, затерявшемся среди необозримой Чобатской степи хакасском аале, приютившемся у подножия горы Чолбах-Тигей. В первых главах романа перед читателем встают красочные картины повседневного труда пастухов. Жизнь, казалось бы, течет размеренно и однообразно. Она наполнена привычными заботами и тревогами, скром­ ными радостями и огорчениями. Правдиво и достоверно воспроизводит автор своеоб­ разный уклад жизни и быта хакасов того времени. Мужественные, трудолюбивые пас­ тухи живут в постоянной нужде, каждо­ дневной заботе о хлебе насущном. Стада овец и табуны коней, которые пасут батра­ ки, однако, пока принадлежат не им, а гла­ ве хакасского сеока (рода), скупому и прижимистому баю Хапыну, безраздельно распоряжающемуся всеми богатствами в Чобатском селе. Главный сюжетный узел завязывается в романе с появлением русской семьи Полын- цевых. Ведущая идея романа находит свое выражение в эпизоде создания коммуны в Чобатском аале. Здесь автор развертывает диалог между председателем ревкома Гу- бенковым и секретарем чобатской партий­ ной ячейки Федором Полынцевым. На воп­ рос Губенкова, достанет ли у рядовых ха­ касов сил, чтобы пойти за коммунистами в новую жизнь, Федор отвечает: — Силы, пожалуй, есть. Как не быть си­ лам!.. Вот я тебе скажу, а ты послушай, Егор Кузьмич. Нашли мы в степи, когда в первый раз сюда попали, паренька одного, Сабиса... В чем только душа держалась, а ведь выдюжил. Опять табунщиком стал, да еще каким лихим! Только Сабиса конь та­ щил, а весь ихний народ под копытом про­ клятущей байщины жил. И дюжой оказал­ ся. Не все соки выпили из него баи. А но­ вая жизнь даст новый сок.1 1Николай Дом ожа к ов . В далеком аале. М., «Современник», 1972. В дальнейшем цитируется по этому изданию. Вполне оправданно в центре романа Н. Доможаков ставит семью потомственно­ го батрака Хоортая Мангировича Ардыко- ва. Представители трех поколений этой семьи наиболее полно олицетворяют в себе положительные духовные и нравственные начала своего народа: свободолюбие, ду­ шевную доброту и простосердечие корен­ ных обитателей приабаканских и приенисей- ских степей, их любовь к родной земле, к труду. Наиболее ярким и колоритным, пожалуй, предстает в романе сам дедушка Хоортай Мангирович. При сопоставлении романа «В далеком аале» с романом Кенин-Лопсана «Стремнина Великой реки» нельзя не заме­ тить известного сходства в раскрытии ха- касским и тувинским авторами характеров Хоортая и Саадака. Однако нельзя не ска­ зать о разных уровнях художественного мастерства в их воплощении писателями. Следует отметить известную статичность образа Саадака у Кенин-Лопсана, Хоортай Мангирович в романе Н. Доможакова — характер более объемный и многомерный — показан в эволюции, в динамике. Пожилому хакасу, воспитанному в те времена, когда среди степняков широко бы­ ли распространены языческие представле­ ния об окружающем мире, вера в духов, шаманизм, нелегко сразу освободиться от груза старого. Вот и теперь, собрав гостей по обычаю степей, приступая к обряду уго­ щения, Хоортай приносит жертву древнему языческому богу Худаю, православным свя­ тым Миколе и Власу. Но под влиянием са­ мой жизни, новых взглядов и представле­ ний преодолевает Хоортай религиозные предрассудки, переступает через различного рода запреты-табу, налагаемые шаманом Аларчоном. В финале романа дедушка Хо­ ортай, побывав в Минусинске на съезде Со­ ветов, возвращается в аал на стальной пти- це-самолете: «Все смотрят на него, Хоор­ тая, как на человека, который с неба сва­ лился... Пожимая руки, спрашивали, что он видел в небе, не рассердился ли на него Ху­ дай за то, что полетел на железной птице. — Чох,— замотал головой Хоортай. — Все небо объехал, Худай не видел». Новая жизнь, пришедшая в степной улус, распрямляет старческие плечи Хоортая, впервые за свою долгую батрацкую жизнь почувствовавшего себя нужным человеком: мудрый старик помогает своими советами, как лучше организовать коммуну, наладить учет в хозяйстве, лучше содержать скот, ак­ тивно участвует в работе комбеда и Мину­ синского уездного Совета, В той же финальной сцене возвращения в свой аал на самолете Хоортай, глядя в небо, говорит землякам: «— Слышали, люди? Подрастет мой внук, станет небесные табуны пасти. До самой Москвы долетит... Ленин его увидит, под­ зовет: «Это твой дедушка к Кара-Кургену по небу прилетел?»—«Мой. И совсем, одна­ ко, не боялся». — «Молодец Хоортай, — скажет Ленин.—А ты, Сабис, сам теперь такой машиной управлять умеешь. Первый из всех хакас-кизи!»