Сибирские огни, 1975, №8

это занимало творческие интересы поэта и в 1947 году, и в 48-м, и в 49-м — в по­ следний год жизни. Замысел вещи был рож­ ден впечатлениями о жизни послевоенного колхозного села, написано три с половиной сотни строк, но завершить задуманное Ко­ марову не удалось, как это случилось и с другим произведением большого жанра — «Владимир Атласов». Есть движение сюже­ та, есть атмосфера жизни села и юмористи­ ческая интонация, контрастирующая с опи­ санием драматических событий в других местах, короче говоря, создана была уже о с н о в а для поэмы. Но, повторяю, произ­ ведение это осталось незаконченным. Следует сказать, что первый опыт работы Комарова над эпической формой относится к довоенным временам. В 1939 году была написана «Вискала». Комаров использовал здесь фольклорный мотив и счел нужным дать уточняющий подзаголовок: «Нивхская сказка». В основе первоисточника лежит один из «бродячих сюжетов»: жестокое и ненасытно-алчное страшилище (Ыкиз) похитило солнце и с помощью подвластных ему «скопищ духов» истребило все вокруг. На долгие годы Немыслимой тьмы океан Разлился в невидимом мире, Где тень человека Сливается с тенью долин... Но вот за горами, За тысячью рек и озер. Где юрты из белого камня, На радость народу Родился большой человек. Он рос великаном, Каких не найти среди нас. Глазами, как летние зори, Тепло излучая. Он видел на тысячи верст. Тут интересна необычная для Комарова нерифмованная пятистрочная строфа, где три строки представляют 'собой трехстоп­ ный амфибрахий, а две — двухстопный. «Вискала» служит еще одним доказатель­ ством, что арсенал поэтической техники Комарова разнообразен. Основной вклад Петра Степановича Ко­ марова в советскую поэзию, вклад ценный и прочно занимающий в ней свое особое место — его многочисленные стихотворения о дивной и могучей природе Дальнего Вос­ тока, о милых ему людях этого края, ме­ нявшегося под их воздействием на его гла­ зах. Стихотворения, воспевающие воинский героизм советских солдат, освобождавших Маньчжурию, Монголию, Корею, и трудо­ вой героизм тех, кто воздвигал зеленые за­ слоны от суховеев, кто — задолго до строи­ тельства Байкало-Амурской магистрали — построил в невероятно сложных условиях железную дорогу через Сихотэ-Алиньский хребет к океану. Стихотворения живописно­ яркие, зачастую по-комаровски нежные и в то же время — энергичные. Сторонка дальняя моя, Сперепелами вдоль обочин,— Твоею славой славен я. Твоей заботой озабочен. Благословен мой край, и в нем— Наш труд. Наш дом, где все знакомо. Я—нитка в знамени твоем Над черепичной крышей дома.— с присущей ему скромностью сказал он. Скромностью и... гордостью. «Нитк I р зна­ мени»,— это ведь сильный и емкий образ. И — весомый. К «сторонке родной», к землякам, в па­ мяти которых уверенно рассчитывал остать­ ся, обращался он и в одном из последних стихотворений, написанном незадолго до смерти. Но давно известно, что прославлять свою «сторонку», воспевать край, в котором жи­ вешь с детства, вовсе не всегда означает быть местным по значению, «областным» или «краевым» поэтом, так же, как испытывать пристрастие к изображению в рассказах и романах родных мест, скажем, тульских или орловских, отнюдь не значит— быть местным «губернским» прозаиком! Вместе с тем можно ставить и пытаться решать в стихах только темы глобального масшта­ ба и —при отсутствии художественных ре­ сурсов — добиться менее чем местного зву­ чания. А без творчества признанного «пев­ ца Дальнего Востока», без его голоса, чис­ того и своеобразного по тембру, предельно искреннего и взволнованного, была бы оп­ ределенно беднее полифония советской поэзии.