Сибирские огни, 1975, №8

Здесь нетрудно обнаружить «чересполо­ сицу» удачных и неудачных кусков — иногда и в одной строфе. И второе стихотворение, вызванное появ­ лением в деревне трактора, написал юноша в те весенние дни 1927 года (позже оно до­ работано), написал совсем по-другому, иным методом, с нового угла зрения. Это — «Апрель»: На нашей речке — ледолом, И первый трактор землю пашет, И в небе трепетным крылом Веселый жаворонок машет. Вдаль загляделся тракторист: Теплу апреля сердце радо, И кажется, что песня птиц За добрый труд ему награда. Здесь, очень близкая впоследствии Кома­ рову, лирическая интонация. Не через удив­ ленных, радостно возбужденных наблюда­ телей первой тракторной вспашки обраща­ ется к нам на этот раз поэт: сам тракторист (возможно, тот же «комсомолец Карцев») загляделся вдаль, любуясь красотой весен­ ней природы, как любовался природой -—с детских лет, всю жизнь — автор. Нет в этом стихотворении словесных находок, да и вряд ли можно назвать «Апрель» вещью оригинальной. И трепещущие крылья жаво­ ронка в небе, и ледолом на реке, и песня птиц,— все это, примерно так выраженное, издавна присутствует в поэзии. Необыч­ ным было для того времени (1927 год) лишь само появление в пейзажном стихот­ ворении стального коня, который и сам вписывается в сельский пейзаж, как один из его «атрибутов», а не что-то чуждое, враждебное, подобное, скажем, поезду у Есенина. В некоторых стихотворениях, написанных в том же 1927 году и доработанных через много лет, поэт обнаружил стремление к ме­ тафорической оснащенности и звуковой ин­ струментовке стиха. Картину сенокоса за­ канчивает он так: Выпь степная ревет по-коровьи. Скоро вечер придет на луга. И, как юрты на древнем становье. За рекой вырастают стога. Вероятно, кропотливый анализ мог бы навести на мысль, что в ритмико-интонаци­ онных ходах да и в отборе слов здесь нео­ жиданно перекрещиваются влияния таких вовсе несхожих поэтов, как Блок, Есенин, Тихонов, хотя не исключено, что автор тог­ да удивился бы, услышав это. Вполне возможно даже, что ученик Сво­ бодненской ШКМ и не был столь начитан­ ным и, скажем, в руках не держал тихонов­ ского сборника «Орда», где в том же ритми­ ческом каркасе звучит слово «становье». Но так же, как — по утверждениям музыкове­ дов — существует явление, которое можно назвать «музыкальным мышлением эпохи», существует и «стиховое мышление эпохи». ♦ Говоря о стихах П. Комарова, впервые опубликованных в 20-х годах, но позже до­ работанных, невозможно пройти мимо вот этих двенадцати строк, озаглавленных весь­ ма прозаично, даже информационно, как репортерская заметка — «В избе-читальне»: Запоздалая кружит метелица. Посвистит за окном, и потом. Как лиса осторожная, стелется И следы заметает хвостом. Осыпает дорогу недальнюю Синим-синим сибирским снежком, И гудит над избою-читальнею, И поет — неизвестно о ком. ома стынут забытые ужины, то-то ждал и дождаться не мог. Псе огни на деревне потушены. Только в этой избе огонек. Собственно, вопреки названию, того, что происходит в самой избе-читальне да и бук­ вально никого из пришедших и задержав­ шихся там (как и тех, кто их «дождаться не мог»), поэт даже не пытается показать хоть единым штрихом, он не вводит нас туда ни на миг. Совершенно «безличная» лирическая зарисовка зимней деревни. Зато мы видим пустую ее ночную улицу, ощуща­ ем ветреную снеговерть, слышим ее гуде­ ние... Но вот что странно: невольно и не­ одолимо мы словно бы видим сквозь стены избы-читальни, представляем себе людей, позабывших об ужине, склонившихся над столами либо слушающих чье-то чтение. В и д и м н е и з о б р а ж е н н о е . И ведь для этого оказалось достаточным двух сов­ сем простых завершающих строк. В психологическом отношении упомина­ ние неяркого одинокого огонька в послед­ нем «мазке» пейзажа действует как включе­ ние рубильника! Это маленькое стихотворе­ ние тоже запечатлело одну из характерных черт советской деревни на том этапе ее ис­ торического развития. Причем заметка юн­ кора П. Комарова, подробно и конкретно рассказывавшая о суражевской избе-чи­ тальне, ее небогатых, но таких нужных «фондах», ее активистах, ее наиболее рев­ ностных посетителях, порой «забывавших об ужинах» (заметка «информативная» и по существу, и по назначению!), хранится лишь в архиве, в газетной подшивке, она выполнила когда-то свою задачу и может понадобиться разве лишь краеведу —наря­ ду со многими другими. А его же стихот­ ворение, лишенное конкретных подробнос­ тей, но сохранившее непосредственное впе­ чатление, живое ощущение тех дней, «оста­ новившее мгновение» в художественном об­ разе,— живет и воздействует. Из Свободненской ШКМ он с комсомоль­ ской путевкой переехал в Благовещенск и стал студентом сельскохозяйственного тех­ никума. Готовился приобрести профессию агронома. Занятия в учебном заведении и здесь, конечно, совмещались с практикой на колхозных и совхозных полях, с выездами в деревню в качестве «носителя культуры». 1929 год в жизни Дальневосточного края был особенным в нескольких отношениях. Прежде всего для тех мест, как и для всей страны, это был «год великого пере­ лома», массового перехода к новым формам ведения сельского хозяйства. И не случай­ но Комаров написал тогда стихотворение, тема которого стала на многие годы харак