Сибирские огни, 1975, №7

— Надо домой идти, — сказала она, — бабушка ждет. — И, по­ смотрев на меня, повернула в обратную сторону. Мы еще немного прошли молча, потом я остановился и все же по­ целовал ее. Губы у нее были холодные и мокрые. Я обнял ее и поцело­ вал в щеку, в подбородок, в шею... Руки она держала у меня на груди. Или у себя перед грудью. Она как-то притихла. Я чуть отстранился и посмотрел ей в лицо. Она застегивала пуговичку на моей рубашке и не поднимала глаз. — Люда! —зачем-то сказал я. — Что? —тихо ответила она и подняла голову. Но больше мне сказать было нечего. Я покашлял и опять взял ее под руку. В деревне мы сели на лавочку. И снова я целовал ее, сильно при­ жимал к себе, чувствуя ее шумное дыхание у своего уха, и снова ладони ее упирались в мою грудь. А когда она, высвободившись из моих рук, поднялась со скамейки и на секунду остановилась, как бы поправляя волосы, я не сообразил, что отпускать ее не следует, а нужно вновь об­ нять. Я замешкался, и Люда, сказав «до завтра», убежала в темноту. Наш отряд жил в старом помещении школы. Парты были вытаще­ ны, а постелями служили набитые соломой матрасовки. Мне хотелось поговорить. Просто поговорить с кем-нибудь из со­ курсников. Хотелось показать им, что я пришел поздно. Но все ребята спали. Когда я проснулся утром, шел дождь. Ребята стояли еще раздетые у подоконников и смотрели в окна. Я подошел к ним. Дождь лил не переставая. Вода в лужах набухла и пузырилась. Все говорило о том, что это надолго. Мы оделись, умываться на реку не пошли, а протерли лица поло­ тенцами, смоченными под краном питьевого бачка. Сбегали в столовую и позавтракали. Вернулись насквозь промокшие, в забрызганных грязью сапогах. В сенях разулись, прошли в класс босиком и, сняв с се­ бя мокрую одежду, расселись на полу. Дождь шел с утра и до вечера, а если и прерывался, то небо все равно оставалось темным от туч, низким и сырым. В такое время мы обычно выскакивали из школы подышать свежим воздухом. Далеко не расходились, стояли у крыльца и озирались по сторонам. Дождь шел и весь следующий день. Только минут затишья стало больше, и мы чаще бывали на улице. Дороги размыло. В колеях стояла нетронутая, прозрачная вода. Деревня затихла в ненастном молчании. Лишь иногда тишину нарушало протяжное мычание коров, звон ведра у колодца да гогот гусей, отчетливо доносившийся с реки. Картофель копать было невозможно: земля огромными комьями липла к лопате. На току работа шла вяло из-за малого подвоза зерна. В основном, мы слонялись по коридорам и классам школы или играли в карты. На третьи сутки ночью небо расчистилось. Утро было влажным и туманным. Часам к десяти потянул слабый ветерок, грязь на дорогах подсохла, покрылась корочкой и стала затвердевать. После обеда на ток пришла первая машина с пшеницей, и мы занялись ее разгрузкой. Солнце ярко светило, день становился жарким, и над амбарами с зер­ ном высоко в небе летали голуби. А вечером я пошел в клуб. Очень хотелось увидеть Люду, мы с ней не встречались все это время, и я уже опасался, не уехала ли она в город.