Сибирские огни, 1975, №7

— Поди ж ты,— бормочет Иван — какое привиделось? И дождь тебе тут, и гром, и лесовичка сама... Что померещится человеку со стра­ ха? Ишь, сидит себе у огня и сном-духом не знает, что с ним в ле­ су было. Подошел Иван к Федюньке, стал за его спиною и не знает, с чего разговор начать. Сказался, мол, тут я, Федор Игнатьич. Дрогнул Федор Игнатьич и повалился со пня, как мешок с телеги; пена изо рта клубом, голова в землю стучит, будто, лежа на земле, Фе- дюнька трепака выводит. Иван к нему с подмогой... Ухватился за Федюнькину одежку, а она мокрехонька, и сам Фе- дюнька голубым огнем светится, что гнилуха на тон поляне... А по ле­ су хохоток девичий катится... «Э, нет! — думает Иван.— Не с моего страху, видно, тебя так знобит». Бросил Федюньку у костра, только подале отволок, чтобы не сго­ рел, и пошел в зимник. Лег да и уснул, как убитый, мигом накатило. Проснулся запоздно, а рядом Федюнька храпит, на нары пузыри пускает. Одежда на Федюньке суха вся, да чиста вся... Так бы Ивану век голову ломать: где правда? А только привязалась с той ночи к Федюньке падучая: как наду­ мает он к которой девке подкатить, тут она и прижмет его к земле. Федюнька-то был парнем — с виду — ох! Однако бобылем на всю жизнь остался. Не схотела за него ни одна девка пойти. Вот она, тайга-то, порою что выкомаривает.