Сибирские огни, 1975, №7

Чтобы отцу было легче идти, всю ношу я взял сам, хотел забрать и косу, но он воспротивился: — Нет, сын,— обычай: косу свою сам неси, иначе что за косарь? Мать, провожая нас, сказала еще раз, так, безо всякой надежды: — Может, не ходил бы... , Материных слов отец будто и не слышал. — Курен сегодня из сарая не выпускай,— строго распорядился он, не оборачиваясь. Небо смотрело на землю хмуро и скучно. Росы не было. Значит, обещал быть дождь. До покоса километра два с половиной, дорога не­ трудная, все по ровному. Я старался идти помедленнее, чтобы отец по­ спевал за мной. Шел он, опираясь на палочку, хоть и шатко, но уве­ ренно. Так потихоньку и дошли до старой березы, от которой начинал­ ся наш покос и где мы всегда устраивали балаган. — Хэх! И правда, трава богатая,—оживленно заозирался отец,— и зеленая еще, что лук. Ну, как ты ее бросишь? Грех! Я еще не докурил папиросу, а отец уже скинул пиджак и по свое­ му обыкновению остался в исподней рубахе навыпуск. Принялся тща­ тельно точить косу, наточив, сунул брусок в карман штанов. Наметил глазами, как ляжет первый прокос, по привычке плюнул в ладонь: — Ну, господи, благослови. Взмахнул косой. Стебли трав, подрезанные у самого основания, вздрогнули, как от резкой боли, упали на лезвие косы и тут же, собран­ ные в пучок, были отброшены влево. Другой взмах косы, шире и сво­ боднее,— и второй пучок травы веером лег впереди первого. Тив... тив... тив...— тоненько пела коса. Пройдя метра два, отец остановился. Вид его был ошалело-ликующий. — От трава! Господи!.. Ну, сын, давай, следом за мной. Коса у те­ бя хорошая, только больше на пятку нажимай. Тив... тив...— снова засвистела отцова коса. Жух... жух...— завто- рила моя: звук косы в руках самого косаря всегда кажется иным, гру­ бым и жестким После нескольких взмахов у меня с непривычки ском­ калось дыхание, разрыв между мной и отцом стал увеличиваться. А он, отец, шел осанисто и легко. Так легко, что, казалось, совсем не на­ прягал сил, только поддерживал под нужным углом черенок косы, а она уж сама отлетала назад, ныряла в траву, сбривала стебли, укладыва­ ла их в валок и, пока отец делал маленький гусиный шажок, опять от­ летала назад. Между косарем и косой такая установилась согласо­ ванность, будто они были звеньями одного хорошо отлаженного механизма. Когда отец дошел первый прокос до конца, стал накрапывать дож­ дик. Отец посмотрел на небо. Затяжной и мелкий. Это ничего. Это да­ же лучше. Вскинул косу на плечо, поднялся наверх и, не останавлива­ ясь, поспешно начал второй прокос. Но ширина его с каждым взмахом становилась заметно уже, а свист «осы терял свою пронзительность, делался все глуше и глуше. Это напоминало то, как останавливается маятник старых, утомившихся за долгие годы ходиков. — Пап, отдохнул бы. Но отец, отрешившись от всего, старался войти в устойчивый ритм. Однако коса уже не слушалась его, запутывалась в траве и не сбрива­ ла ее, а только рвала. Я бросил свою косу, подошел к отцу: — Остановись, пап... Он не слышал меня, собрал весь остаток сил, чтобы, наконец, за ­ вести косу как надо, на всю ширь, но покачнулся, потерял равновесие и бессильно, как будто сам подкошенный, повалился на бок и упал на влажный от дождя валок. Еще ничего не поняв, он в недоумении смот­ рел перед собой, сжимая в руке черенок косы.