Сибирские огни, 1975, №7

неизвестно чем, а рожать ей только предстоит? Хотя то, что ее назвали по имени, несколько успокоило и расслабило ее. — А можно,— слабо сказала она,— на спину? — Нет, нельзя еще, только на боку,—улыбнулась ей и мягко высво­ бодилась из-под горячих пальцев. Лицо у нее было смуглое, чуть татар­ ское, и глаза такие, словно кто-то стоит у нее за спиной и чуть натягива­ ет кожу на висках. В глазах было черно и мягко. — Не могу я на боку, там дерево,—сказала роженица и закричала. — Ага, хорошая схваточка!— обрадовалась Зина и позвала:—Де­ вочки, по местам! Алевтина Федоровна! И они все пришли, дожевывая вкусный разговор и на ходу натяги­ вая перчатки. Ей разрешили наконец на спину. Так бывает, когда тело, изнемогшее от непосильной тяжести и боли, согласно на все, даже на самую немыслимую боль, лишь бы скорее это кончилось. Если тело сознательно согласно на это, значит у него больше нет запасов терпения. И тогда отказываются от всего, чем жили эти девять месяцев. Потом его могут долго не любить в память о страданиях. Роженица ждала этих ощущений. Она не знала, что боль может быть неимоверным фантастическим праздником. Что терпение может быть безграничным. А это было так. — Давай, давай, родная!—татарочка хватала ее за руку, улыбаясь прохладным лицом, словно стирая жар с ее лба и мешала, суетясь, Алев­ тине, той, с красными губами:—она принимала роды, была самая глав­ ная. Роженица вдруг почувствовала, как намокли и слиплись ее длинные волосы, свесившись со стола. Ей говорили, чтоб она как-то заколола их, но она их распустила, чтоб легче рожать было, и теперь они слиплись и намокли, свесившись со стола. И хеще, на момент пришла неприязнь к красногубой врачихе, к ее жестким, коротким движениям. Только потом пришло понимание — ей не до жалости. — Идет! Идет же! —ужаснулась Алевтина.— Господи! Ну помоги­ те же мне! Я не могу! Он задохнется! «Нет, конечно,—думала роженица, страх даже не задел ее,— этого не может быть, иначе вся моя жизнь, все страдания были бы бессмыс­ ленны. Не может такого быть, чтоб бессмысленно. Нет, в других случаях может. Но это самый важный случай». — Зина! —закричала беспомощно Алевтина.— Ножницы! —и раз­ резала жиФую плоть роженицы, не жалея и не думая об этом. Стала тянуть, постанывая и молясь. И вытянула что-то круглое, тя­ желое. Тишина рухнула в родильную и разбилась .об неожиданный крик Алевтины: — Кислород! Про роженицу забыли. А та лежала, закрыв глаза, не смея разжать век, слушая, как гремит и давит в висках. Звон инструментов и белый-белый свет под веками. Гул уставшего сердца и непривычная легкость в теле... Кто там всхлипывает тонко? Кран не до конца закрыли... Девочка оказалась мертвой. - — На, посмотри,— хриплый голос Алевтины, губы бледны, лицо чер­ ное, не сумела... Женщина смотрит. Ребеночек со скорбным ротиком и приоткрыты­ ми глазками. Красив невероятно, фантастически! Беленький. Мама! — Вы не плачьте, никто не плачьте,— сказала женщина и зарыдала. Пока татарочка накладывала швы под слепящим горячим оветом, женщина думала, отчего погасло ее лицо —от этого света или от устало­ сти? Дерево за окном по-прежнему сочилось болью. Это, наверно, ста­ рое дерево и за свой век впитало не одну боль.