Сибирские огни, 1975, №7

— Это я понимаю,— кивнул Денис.—Это я очень даже понимаю. Дак нету лошадей-то... А пахать хто будет? — я... — Ишь ты, пахарь голопузый,— проворчал конюх.— Тебе дай коня­ гу, дак ты ж ее в два счета угробишь. — Мне дед Тереха помогать будет. — Тереха? —Денис выпутал из бороды последнюю травинку, по­ думал и снял с гвоздя хомут.—Ну, пойдем, коли Тереха... В углу стояла старая лошадь. Полузакрыв слезящиеся глаза, она нехотя рылась мордой в охапке сена, вытаскивала из него по былинке и медленно жевала, роняя в кормушку светлую тягучую слюну: Кузя уз­ нал ее сразу — это была Машка. Раненную в ногу, ее оставили в деревне наши артиллеристы — на убой. Но в колхозе рассудили иначе: без мяса обойтись можно, а вот без коня хоть караул кричи. Ногу Машке подлечили и по весне впряг­ ли кобылу в плуг. Вот,—сказал конюх.—Хошь —бери. Да только морока с ней, отходила свое. Забивать будем.—Денис похлопал по истертому мослатому крупу, надел на Машку расхлябанный хомут и сунул Кузе поводок: — Выводи. Машка послушно пошла за Кузей. Денис проводил их до ворот. Дак ты гляди, не загоняй кобыленку-то, слабая она совсем! — уже вдогонку крикнул он. Громко горланя, над огородами кружилось воронье. Дым от кост­ ров все не рассеивался, висел легким маревом. Машке был безразличен запах дыма. Она за войну потеряла чутье, надышавшись всяким ядовитым смрадом, и теперь ел е ' отличала луго­ вое сено от ржаной соломы, и если тянулась к нему, то лишь потому, что губы еще привычно ощущали его нежную хрупкость. Она стояла у плетня, подламывая задние ноги, и вяло подергивала кожей, когда на рубец от раны садились мухи. Завалив плуг набок, Кузя обломком кирпича усердно тер заржав­ ленный лемех, смахивал с него сыпучую красную пыль и поглядывал на деда Тереху: дескать, хватит? — Ишо малость пошоркай,—советовал дед Тереха, ревниво наблю­ дая, как под кирпичом все явственнее проступал блеск железа. У огородной калитки стояла мать с Ванюшкой. Она принарядилась как на праздник: белый накрахмаленный платок, новая кофта в мелкий розовый горошек, штапельная синяя юбка — единственная уцелевшая с довоенных времен вещь. И Ванюшка приоделся: на нем чистые штаники и глаженая ситце­ вая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Ванюшке не терпелось, он порывался помочь брату, но мать удерживала за плечо, говорила: — Мешать-будешь. Стой здесь. Потом она вспомнила, что в печке жарится глазунья, всплеснула руками: «Да что ж это я!»... и побежала в избу. Ванюшка тут же оказался возле Кузи и в один миг разукрасил свои штанишки красной кирпичной пылыо. — Ну, Стяпаныч, хватит,—сказал дед Тереха.—Хватит, Стяпаныч. Землица оботрет, если ржа осталась. Плуг ровно зеркало будет. Заводи кобылу-то... Кузя поднял плуг, с трудом выровнял его для первой борозды. — Тебе помочь, сынок? —спросила подошедшая мать. Кузя махнул рукой: сам справлюсь. Ишь ты,— оживился дед Тереха.—Малец, а понимает, што‘ не бабье это дело. — Теперь не разберешь, где бабье, а где нет.