Сибирские огни, 1975, №7

бежал... Гляну вот на вас, да туда... к реке... Мы их там, сволочей, остановим. Недалеко от погреба разорвался снаряд. По крыше забарабанило, через порог вкатились комья свежей земли. — Нам что делать, Степа? —кричала мать.—Куда идти? Куда? • — Скоро затихнет... Мы их тут остановим... Степан наскоро поцеловал жену, годовалого Ванюшку, кольнул Кузю заросшим подбородком и побежал через садик по направлению к реке. Длинная винтовка болталась за его спиной и тяжело била по ост­ рым лопаткам. Таким он и запомнился матери... Она не стала ждать, пока утихнет этот страшный гром. Взяла те­ лежку, сделанную когда-то Степаном для подвозки чернозема к огуреч­ ным грядкам, набросала в нее кой-какого тряпья, чтоб Ванюшке было мягче лежать, впряглась и к вечеру выбралась из горящего города. Там ее подхватил поток беженцев и понес на восток... Она не помнит, как и сколько шла —неделю, месяц, год... Позади оставались несчитанные ею километры дорог, где сначала ее обгоняли наши, потом —немцы. Может, она тащила бы тележку и дальше, но од­ нажды на мосту, узком и зыбком, как детские качели, она увидела гру­ зовик, который шел навстречу, почти вплотную к перилам. Мать вы­ хватила из тележки Ванюшку и заметалась по настилу, волоча за собой Кузю. Грузовик, насколько позволяла ширина моста, завилял из сторо­ ны в сторону: куда мать с ребятишками, туда и он. И когда уже им бы­ ло не разминуться, она изо всех сил прижалась к перилам, подняла над головой Ванюшку, Куею толкнула за себя, к самому краю настила, чтоб уберечь от окованных железом бортов, но сама не убереглась—ее за­ цепило. Отброшенная буфером машины, тележка перевернулась вверх колесами и упала в речку. Ее подхватило течение, она поплыла, остав­ ляя на воде разноцветную гирлянду — Ванюшкины пеленки, рубашон­ ки, Кузины майки. «Матка, булик!» — кричали те, кто сидел в машине. Они молодо и белозубо смеялись и показывали „пальцами под мост: прыгай, мол... Сгоряча она пронесла Ванюшку через мост и уже на берегу, уви­ дев близкую деревню, упала, потеряв сознание. А когда очнулась, уви­ дела перед собой лицо незнакомой пожилой женщины. Хотела припод­ няться, спросить что-то, но женщина прижала ее голову к подушке и сказала грубоватым голосом: — Накормила я их. Спят. А ты лежи, бедолага... Потом деревню освободили. А вскоре вернулся после ранения спи­ санный подчистую дядька Федот, муж тетки Пнмчихи. В маленькой, где едва умещались печка да стол, избенке стало еще теснее. По ночам во сне плакал Ванюшка, вскакивал и бормотал что-то несвязное Кузя, а на лежанке постанывал дядька Федот: у него ныла не заживающая еще рана. Тетка Пимчиха бегала по запустелым огородам, рвала какие- то травы, делала горькие вонючие отвары, поила ребятишек и дядьку Федота и все приговаривала: «Пёйте, пейте да быстрей здоровейте...». Мать понимала: как ни хорошо у тетки Пимчихи, а свой угол иметь надо. У пруда, откуда начинался выгон, стоял сарай —маленький, косо­ бокий, с покатой крышей. До войны в нем хранился разный инвентарь: косы, сбруя для лошадей, запасные повозочные колеса, мешки из-под зерна... Стены сарая были еще крепкими, из сосны, только кой-где со щелями, а обочь хилых, сколоченных из горбыля дверей глядело на вы­ гон узкое, в два стекла, оконце. И мать решила перейти в этот сарай. Тогдашний председатель не возражал, тем более, что приткнуть семью беженцев было некуда —у людей и своего горя хватало. Но тетка Пимчиха взбунтовалась.