Сибирские огни, 1975, №7

— Теперь неси-ка мне водицы. А то сгорю непимши. Большую алюминиевую кружку воды он выпил жадно, в несколько глотков. Попросил еще. А потом облегченно вздохнул, вытер пилоткой иссеченное глубокими морщинами лицо и долгим взглядом посмотрел на Ванюшку. — Ну, спасибо, сынок,—сказал он,—Остудил я свою душу. Ежли не гонишь, счас маленько переведу дух да опять потопаю. — А вы куда, дяденька? —спросил Ванюшка, Он стоял по другую сторону стола, прижимая к груди холодную кружку, и с пугливым лю­ бопытством смотрел на пришельца. — Я домой,—сказал тот, оживившись.—В Лещиновку. Знаешь такую деревню? — Не-е. — Это от вас далече. Верст тридцать будет. Может, боле. — А вы из города идете? —спросил Ванюшка. Мужчина как-то странно улыбнулся, махнул рукой: — Из того города, сынок, откуда я иду, не все возвращаются. Ну, да ладно. Тебе это знать не надо. А ты что, один живешь? — С мамкой. И Кузя еще. Он коней пасет. А мамка в боль­ ницу ушла. — Батьки, значит, нету? — Не-е... Мужчина понимающе кивнул и уставил взгляд в выскобленные до­ чиста доски стола. Так он просидел минуты две, о чем-то думая, потом, будто очнувшись, торопливо вытащил из кармана. кисет, помял его пальцами, тряхнул над растопыренной ладонью и невесело усмехнулся: — И табаку нетути, едри его копалку. Ванюшка вспомнил, что на припечке лежит зеленый сухой лист. Его как-то принесла тетка Пимчиха. «Дубняк,—сказала она матери.— Не табак —зверюга бешеный. Мой дед от него ревом ревет, когда де­ лает. Ты, Катерина, если что, изотри да пересыпь тряпье. Любая тварь издохнет...» Ванюшка достал ломкий табачный лист, протянул гостю. — Неужели, табак? —встрепенулся тот и осторожно взял лист. По­ нюхал и обрадованно удивился: —Табак! Ну, что ты скажешь! Вот спа­ сибо, сынок. Счас мы засмолим. Он вытащил из-за пазухи клочок газеты, бережно растер на ладони половину листа, свернул толстую самокрутку и, прикурив от коптящего фитиля, глубоко затянулся, и тут же зашелся в громком кашле. Кашлял долго, задыхаясь, бил себя кулаком в грудь, сгибался чуть ли не до по­ ла, но глаза, полные слез, смеялись, и губы кривились в счаст­ ливой улыбке. Наконец он затих, отдышался, весело кивнул на лежа­ щий на столе остаток листа: — Ну, едри его копалку, и дерет! Глотаешь — как битое стекло. Аж искры в глазах бляскают. Ты где его достал? — Тетка Пимчиха принесла. — Соседка? — Не. Она за выгоном живет. Ванюшка уже совсем осмелел. Он сел рядом с мужчиной и стал искоса разглядывать его лицо, заросшее седоватой щетиной. Почувст­ вовав взгляд, ‘гот пригреб мальчишку к себе, взъерошил ему и без того разметанные во все стороны вихры; рука у него была теплая й жесткая. Ванюшка не отстранился, в нос ударил крепкий запах пота, табака и пыли, и это ему казалось странным и интересным. Он вдруг обомлел, как застигнутый врасплох заяц, но мужчина снял с головы руку и поднялся. — Пересидел я уже,—сказал он,—А топать еще далече.