Сибирские огни, 1975, №7

Достоевский (он читает уже не так ров­ но и спокойно, как вначале, а взволнованно и даже с некоторым надрывом): «Помню ясно, что с первого шагу в этой жизни по­ разило меня то, что я как будто и «е нашел в ней ничего особенно поражающего, не­ обыкновенного или, лучше сказать, неожи­ данного. Все это как будто и прежде мель­ кало передо мной в воображении. Но скоро бездна самых странных неожиданностей, самых чудовищных фактов начала останав­ ливать меня почти на каждом шагу». Пьесу нашу не взяли в театрах. А .вот цитата из письма одного москов­ ского драматурга, который работает в од­ ном театральном журнале (письмо от 16 февраля 1972 года): «Что же касается пьесы по мотивам До­ стоевского, которую мне передал Н., то она лежит в редакции и время от времени по­ казывается разным режиссерам. Может быть, кто и поставит. Мне это нравится — об этом Н., видимо, вам писал. Но от этого моего отношения вам мало толка — надо, чтобы какой-либо театр взял!» Вот и Вампилов, покойный, наше сочине­ ние читавший, тоже говорил: не знаю, мол, для вашей пьесы режиссера, а она как раз из таких — из «режиссерских». Учитель мой, покойный Андрей Федоро­ вич Палашенко®, говаривал: «Помните, у Федора Михайловича как здорово про рабо­ ту оказано? Страшно сказано!» Андрей Федорович — человек, оставивший после себя около двух сотен статей и не­ сколько книг (.в числе их—книжка о мес­ тах Достоевского в Омске). Человек, доби­ вающийся открытия музеев: Глинки и Пржевальского — в Смоленске, сибирского садовода Комиссарова и борцов за власть Советов' под Омском. Он спас от распы­ ления библиотеки — славного историка си­ бирского Словцова и ученого, замечательно- го поэта Петра Драверта. Любовь и работа делают такие дела. Что же касается слов Федора Михайлови­ ча про работу, то вот они — в «Записках», в главе «Первые впечатления»: «Мне пришло раз на мысль, что если б за­ хотели вполне раздавить, уничтожить чело­ века, наказать его самым ужасным наказа­ нием, так что самый страшный убийца со­ дрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы. Если тепе­ решняя каторжная работа и безынтересна и скучна для каторжного, то сама в себе, как работа, она разумна: арестант делает кирпич, копает землю, штукатурит, строит; в работе этой есть смысл и цель. Каторж­ ный работник иногда даже увлекается ею, хочет оработать ее ловчее, спорее, лучше. Но если б заставить его, например, перели­ вать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь песок, перетаски­ вать кучу земли с одного места на другое и обратно,— я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тысячу преступлений, чтоб хоть умереть, да выйти из такого унижения, стыда и муки. Разумеется, такое наказание обратилось бы в пытку, в мщение и было бы бессмыслен­ но, потому что не достигало бы никакой ра­ зумной цели». «Мне пришло раз на }шсль»,—рассуждал автор «Записок». Но, наверняка, даже он, с мощной своей фантазией, не смог бы се­ бе представить такого: «...В лагере проводились также совершен­ но бессмысленные работы, единственной целью которых являлось мучение заключен­ ных или уничтожение их. В основном эти работы поручались для разнообразия или шутки ради заключенным евреям и состоя­ ли, например, в том, что в один день их за­ ставляли возводить стену с тем, чтобы на следующий день снести ее, а на третий день возвести снова, или же в том, что этих за­ ключенных принуждали копать землю, от­ носить ее бегом на несколько сот метров, а затем приносить эту землю обратно и за­ сыпать ею яму». Это из сборника документов «Бухен- вальд», переведенного с немецкого и издан­ ного у нас в 1962 году. А конкретней — из обвинительного заключения цр делу Эльзы Кох. Меня поражает совпадение деталей. В мрачную, в тяжелую, видимо, минуту Федор Михайлович написал о том, что было бы, если бы какому-то негодяю и иже с ним вздумалось издеваться над одним из са­ мых чистых, самых законных стремлений человеческих — к осмысленному, разумно­ му труду. В Бухенвальде сейчас музей, и все это те­ перь история. Ужасная, но все-таки история. Но-—опять цитата. Она. из еженедельника, датированного концом марта 1974 года. Сто двадцать лет минуло с тех гю.р, .как рас­ клепали кандалы Федору Михайловичу. Читайте: «Вот картина, которую можно увидеть, подъезжая к Великой китайской стене. Людской муравейник усеял склоны гор. В руках у каждого •—кпрки. Старые и моло­ дые крушат ими пласты горных пород, сва­ ливают огромными кусками вниз. Для чего? Ведь куски пород так и останутся неисполь­ зованными. Это «лаляиь», что в переводе могло бы означать «тяни и закаляйся». На жаргоне маоистов это называется «физиче­ ской закалкой» тех, кто нуждается в про­ мывании мозгов. После такого воспитания не до размышлений!» Это из статьи болгарского журналиста Димо Илиева «Как мзоисты добиваются «большого порядка», которую перепечатала наша «Литературка»... Летом 1971 года — года, когда весь мир готовился отметить 150-летнин юбилей Ф. М. Достоевского, побывал я .в Тобольске. Многих тянет к себе этот замечательный го­ род. Люди приезжают сюда для того, что­ бы побродить по улицам, которые помнят Радищева, Ершова, Алябьева, постоять воз­ ле могил декабристов на Завальном кладби