Сибирские огни, 1975, №7

разрядам — в зависимости от совершен­ ного преступления. Есть здесь ссыльно­ каторжные... Дуров: Вот как мы с Федором Михай­ ловичем... Белов: Есть «всегдашние» арестанты, при­ говоренные по второму разу на двадцать лет, а есть и самый ужасный разряд — осо­ бое отделение, куда ссылаются без срока. Достоевский: И что и$е, Аким Акимович, все здесь виноваты? Белов: Всяко бьшает. Хватает и настоя­ щих воров и убийц. Впрочем, есть и такие, которые убивали, заступаясь за честь жены, сестры, невесты, за свою жизнь. (Понижая голос): А некоторые идут на преступление только затем, чтобы попасть на каторгу и избавиться от каторжной жизни на воле (пауза.) Вот обратите внимание (кивок го­ ловы) на этих двух горцев. Алей, что помо­ ложе, убил русского офицера — тот пытал­ ся обесчестить его невесту. Другой — его кунак, сподвижник Шамиля, звать Нурра, а кличка «Лев». Живописен, а? Дуров: Да уж куда живописнее (неволь­ но дотрагивается до своих щек и лба, то есть до тех мест, на которых у горцев клейма.) < Белов: А кроме нас с ва.ми в остроге есть еще двое дворян: Ильинский и Аристов. Про Аристова разные слухи ходят,.. Достоевский: Я о «ем слышал еще по до­ роге сюда, 1 В Тобольск. Говорят, подленькое создание, шпион и доносчик по ремеслу. Белов: Да еще и «Брюллов» к тому же. Дуров: Как Брюллов? Белов: А о>н с нашего плац-майора порт­ рет пишет. До этого весь дом ему разукра­ сил, а сейчас, вот аж с Петрова дня, само­ го хозяина живописует. И заодно наушни­ чает ему на нашего брата. Дуров (весело): Значит, «Брюллов»?! А здесь у вас и шутники есть. Белов: Есть. Еще насмотритесь. Достоевский: А кто же будет Ильинский? Белов: Посмотрите в конец казармы, на последние нары — он с гитарой. Достоевский: А он за какое дело сюда попал? Белов (все так же равнодушно): Отце­ убийца (пауза.) В Тобольске подпоручиком служил. Взбалмошный человек, легкомыс­ ленный — гуляка и картежник. Вот и догу­ лялся: на родного отца из-за денег руку поднял. Правда, суд полной вины его не доказал и приговорил его всего-навсего к разжалованию. Но послали дело на высо­ чайшее утверждение, а царь наш батюшка, сами знаете, на руку крут (как бы цити­ руя): в каторжные работы на двадцать лет. Дескать, отцеубийца в рядах войск служить не должен. Достоевский (взволнованно, впервые про­ являя интерес к разговору): А если он не виноват? Белов: Да виноват, говорят . Достоевский (возмущенно): То есть как это «говорят»? А закон? (Белов молча по­ жимает плечами. Пауза.) Дуров: Вы, кажется, Аким Акимович, ска­ зали, что в остроге и поляки есть? Навер­ ное, политические? Белов: Да, именно политические. Одну минуту (уходит и возвращается с двумя арестантами, говорит Достоевскому и Д у ­ рову): Знакомьтесь, господа: Токаржевский Шимон и Александр Мирецкий. (Обращаясь к полякам): А это, господа, Достоевский и Дуров — петербургские литераторы. Токаржевский (с акцентом, подчеркнуто сухо и даже резко): Очень приятно, но именно благодаря «заботам» вашего «ува­ жаемого» петербургского правительства, здесь нет ни литераторов, ни читателей. Только каторжники. Холодно р аск л ан явш и сь, п оляки уходят. Достоевский: А эти господа с характером. Белов: Да уж это верно, потому как оба в каждом русском карателя видят. Из по­ встанцев они. Шимон, в общем-то, славный человек. Я хоть и не разделяю его симпа­ тий, а все же он мне нравится. Твердый че­ ловек, смелый. Да и товарищ его, Миреп- вий, видели, как холоден и надменен, а па­ рень опять же хороший, не менее достойный. Я уверен, вы с ними еще подружитесь. Дуров: А я, признатася, всегда считал до­ стойными людей, идущих на жертвы ради свободы отчизны. Любовь к родине искупа­ ет все пороги. (Пауза.) На вер х н и х н ар ах , н едал еко о т р азго в а­ риваю щ их, п о дн им ается стари к, стан ови тся н а колени, р аск р ы в а ет п еред собой библию и, не о бращ ая ни н а кого вн им ан и я, н ач и ­ н ает м олиться. Достоевский: А этот старик кто? Белов: Из раскольников он. Православ­ ную церковь спалил этот старичок. И пред­ ставьте, не жалеет, что сюда попал. Когда нужно, говорит,, стоять за веру, я на все готов. Немощен, стар, а дух имеет несгиба­ емый, И честнее его во всем остроге нет. Каторжники у него деньги, как в банке, хранят. В к аза р м у входят 1-й и 2-й солдаты с р уж ьям и и вн осят больш ую деревян н ую бадью , став ят ее в угол у входа, после чего п ервы й солдат зад у вает ч а сть свечей, а вто ­ рой солдат кричит: «А ну, народ, кончай шебуршиться, ноче­ вать пора!» (Уходит, гремя засовами, за­ крывая за собой дверь.) Белов: В самом деле, господа, вы с доро­ ги, ложитесь-ка. Покойной ночи (уходит.) Шум в к аза р м е постепенно сти хает. А р е­ станты у клады ваю тся. Л ож и тся и Дуров. Д остоевский п родолж ает сидеть. Лю ди б ес­ покойно ворочаю тся, охаю т, вск р и к и ваю т что-то, борм очут, и н огда слы ш атся тяж елы е вздохи, р у гател ьства. Кто-то в тем н оте вдруг кр и чи т со сна: «Я н е ви н о ва1?! Не виноват» А в ответ чей-то н едовольны й голос: «Ну вот, р аск р и ч ал ся, й засн уть-то н е дадут, прости господи». А кто-то другой н ази д а­ тельно у вещ евает недовольного: «Мы народ битый, у н ас н утро отбитое, оттого и к р и ­ чим по ночам». Н аконец у стан авли в ается тиш ина. И только стар й к-р аско л ьн и к, з а п а ­ ли в перед собой м ален ькую свечку, п р о ­ долж ает м олиться. (Свет гаснет). Снова салон, но теп ер ь мы видим только Достоевского, чи таю щ его рукопись.