Сибирские огни, 1975, №6

чувствуют и успокаивают маму. Учительница Евгения Петровна остави­ ла меня в классе после уроков, погладила по голове: — Ничего-ничего, Толенька, все пройдет и наладится. Вырастешь — выучишься, для тебя мир только начинается. Человек ты умненький, ты с головой уходи в учебу, читай книжки... Еще твой же отец к тебе на по­ клон придет! Или момент был подходящий, или просто Соответствовали ее слова моему тогда еще не осознанному желанию,— но я с той поры стал вни­ мательнее относиться к урокам, больше читать. Скоро я стал отличником. И вдруг догадался, что некрасивый, слабосильный, которого мог обидеть каждый, я все ж могу быть сильнее других, могу заставить уважать себя. К тому же, я видел, как трудно приходится маме,— отцовские алименты поступали нерегулярно, часто их не было по нескольку месяцев, а мама, из-за своей гордости, не хотела напоминать о них отцу. Она часто гово­ рила: «Если уж я сама выгнала Прохова, то и на поклон к нему никогда не пойду, не заставит он меня унижаться!..» Через год или два я неожиданно для себя почувствовал, что мне про­ сто интересно заниматься, и химией, и физикой, и математикой, доско­ нально разбираться в каждом их положении. Иногда вместо чтения ка­ кого-нибудь детектива я решал задачи, которых нам не задавали. Только вот гуманитарные предметы не вызывали у меня такого же любопытства, но и по ним я учился отлично. Голова болела, слезились глаза’. Встал, прошел на кухню. Она тоже сияла чистотой: поблескивали дверцы буфета, белели холодильник и га­ зовая плита, матово темнел линолеум пола. На маленьком столе стояли чайник и моя чашка, на блюдечке — два сваренных яйца: мама пригото­ вила мне завтрак, как всегда. Мама — простая швея на фабрике, но я получаю повышенную сти­ пендию, иногда прирабатываю на кафедре Патричева; живем мы скром­ но, но денег нам хватает. •Аптечка стояла на верхней полке буфета, достал две таблетки от го­ ловной боли. Налил из графина кипяченой воды, запил таблетки. Пре­ одолевая возникшую снова тошноту, вернулся в комнату, с облегчением лег в постель, уютно прижался щекой к подушке. Постепенно голова стала болеть меньше, пропал и тошнотворный вкус во рту, но заснуть не удавалось... Мама, наверно, уже пришла на свою швейную фабрику, весь день старательно просидит за машиной... И всегда у мамы все честно и правильно, и в мелочах, и в главном. Пусть ей приходится иногда нелегко, но зато не в чем ей упрекнуть себя. И тут неожиданно я удивился: до сего дня это вызывало у меня только на­ смешку. Почему? Я ведь знал, что она выросла без родителей, отец ее по­ гиб на фронте, мать умерла от голода в блокадном Ленинграде. Харак­ тер у мамы до крайности выпрямленный: для нее существуют только два цвета: белый и черный. Если уж что решит, вот как с отцом, например, ее не переубедишь, я даже побаиваюсь этого в ней. Где уж ей было вы­ терпеть натуру отца, сохранить его любовь? Рубануть с плеча, конечно, легче, чем подумать... Ну, может, и отец виноват, но его обвинять трудно. Он художник, человек творческой профессии, поэтому и подход к нему нужен, наверно, особый. В общем, маме надо было своевременно думать, когда еще замуж за отца выходила: слепому ясно, что они не пара, даже внешне. Он высокий, широкоплечий, даже обычные движения у него по­ лучаются удивительно ловко и красиво. Глаза у отца большие и совер­ шенно синие, а волосы черные и волнистые. На улице на него оборачи­ ваются женщины. Мама, конечно, по-настоящему любила отца. Да и сей­ час она его любит, хотя уже восемь лет, как они расстались. А у отца было, наверно, просто временное увлечение. 7. Сибирские огни № 6 .