Сибирские огни, 1975, №6

Он слушает нас — невеселое повествование о нашем военном житье- бытье, и все чаще и чаще утирает лицо чистым полотенцем, лежащим у него на коленях. Спустя много лет я все вижу, как это было, понимаю, как естествен­ ны и необходимы, как очистительны были наши общие слезы. К сожа­ лению, позже мы уже не были так близки друг другу. Последние годы Вернувшись с фронта, дядя Федя не застал в живых не только отца, но и брата. Виталий умер, в сорок четвертом году. После ранения Виталий работал некоторое время на заводе имени Чкалова. Получил квартиру, женился. Он все приглашал к себе в гости нас, а мы никак не могли собраться. Но однажды, после длительного отсутствия, он снова пришел на Бурлинскую в том весело-злом настрое­ нии, которое приходило к нему, когда он пил. Пришел, чтобы сообщить, что работает теперь на другом заводе и живет в другом месте — за ре­ кой, в соцгороде. Объяснений этим переменам никаких давать не стал, но снова всех пригласил в гости, записал на бумажке новый адрес. Как-то, в конце лета, мы с бабой Шурой решили воспользоваться приглашением Виталия и навестить его, пока он не переменил и эту кварутиру. Мы долго блуждали среди кварталов новых домов, пока кто-то не показал нам на громадный пятиэтажный корпус, недавно выросший на огромном пустыре. Встретила нас жена Виталия Капитолина с маленькой дочкой на руках. Она обрадовалась и тут же заплакала. Угостить нас ей было нечем. Был только фруктовый чай, две пачки. Ни сахара, ни хлеба. Очень кстати оказались прихваченные бабой Шу­ рой на всякий случай, выручавшие нас не раз, картофельные драники. Одну пачку непривычного этого фруктового чая заварили, другую на­ резали, наломали — вместо сладкого. Сидели, пили горячий душистый, но несладкий напиток, экономно отламывали щепотки от драников, вели светскую беседу. Впрочем, больше говорила баба Шура — ворчала на Виталия. Ка­ питолина же не возражала, но и не поддерживала ее, хотя то и дело ути­ рала слезы. Время было предзарплатное, и мы так и не дождались Виталия. Опять мы долго с ним не виделись, а зимой он заболел, простыл, началось воспаление легких. В марте ему дали путевку на два срока в туберкулезный санаторий под Новосибирском. Он как будто поздоровел, повеселел, строил всякие планы на будущую, близкую послевоенную жизнь. А через месяц слег в больницу. К нему ходила баба Шура. Аккуратно через день. И долго-долго приходила в себя после этих посещений. Виталий уже почти совсем ничего не ел, и всякий раз приберегал для матери кусочки хлеба и сахара, заставляя ее брать их с собой. При­ носила она их, больничные эти гостинцы сына, и не знала, что с ними де­ лать— не могла она их ни сама съесть, ни нам скормить. И придумала сама для себя заделье — хлеб резала и сушила сухари, сахар складыва­ ла в банку: вот, мол, сам он выйдет из больницы, аппетит появится, она и будет его подкармливать. Совершенно не помню, как мы хоронили Виталия. Но перед глазами и сейчас возникает во всех подробностях тот день, когда мы были на кладбище вместе с дядей Федей и стояли у двух могил — деды Саши и