Сибирские огни, 1975, №6

ше или вообще исчез, открыл взгляду сразу все пути, на которых, может быть, еще стоит воинский эшелон... Уже внизу, в тесноте каменных переходов, куда ворвались мы с ба­ бой Шурой совершенно наобум, по наитию, ни у кого ничего не спраши­ вая — некогда,-:- мы вдруг оба враз оказываемся схваченными чьими-то большими, железными руками, мне в щеку упирается жесткий край погона и кто-то кричит: — Мамулеч.ка! Племяшик мой! Это дядя Федя. Встреча с ним была таким же чудом, как то, что за всю войну, прой­ дя по ее путям от самого начала до самого конца, дядя Федя не был ни разу даже оцарапан вражеским металлом. Он и сам не рассчитывал встретиться с родными, потому что изме­ нилось время их отправления с той станции, откуда он подал телеграм­ му, а значит, и время прибытия в Новосибирск. В город никого не пус­ кали, и он полутайком решил быстро пробежаться по вокзалу, на вся­ кий случай. И вот мы! Дядя Федя все не выпускает нас, и то и дело целует, плачет и ничего не может выговорить баба Шура. — Ну, пойдемте, пойдемте! — говорит дядя Федя.— Как бы эше­ лон не ушел. — Федюша! — наконец выговаривает баба Шура.— Да неужели еще воевать тебе? Ведь, навоевался уж ты за свою жизнь-то! — Приказ, мамулечка! Приказ. Исполняем свой союзнический долг. — Да ты уж, поди, исполнил свой долг! — Разве я перед вами, мамулечка, когда-нибудь исполню свой долг до самого донышка? Что-нибудь да останется... Баба Шура смолкает, прижимается к руке сына и снова плачет, а он догадывается, о чем она... - — Пока не говорите мне о папе. Я потом, когда вернусь, все расспрошу... Мы уже вышли наверх, на свет, из туннеля и сразу оказались в тол­ пе солдат и штатских, возле эшелона, груженного зачехленными орудия­ ми, танками, самоходками. Дядя Федя ведет нас к платформе, на кото­ рой стоит и его боевой «студебеккер». Подходят его товарищи, баба Шура вдруг начинает их поочередно целовать, все повторяя: —. Сыночки; сыночки мои! Я беру за руку дядю Федю и прошу: — А нельзя мне туда? — показываю на «студебеккер». — Можно. Лезь,— и дядя Федя помогает мне забраться на платформу. Так я очутился в кабине его фронтовой машины, ласково касаюсь черной головки переключателя скоростей, сжимаю руль, смотрю сквозь пыльное ветровое стекло и пытаюсь представить себе, каково было здесь дяде Феде, на этом промятом, поскрипывающем сиденье, за этой баран­ кой, в жарком, пропахшем бензином, пространстве, по которому стреля­ ли и с земли, и с воздуха, и оно не могло защитить его... Баба Шура вспоминает про чай и драники, развязывает свой узе­ лок, достает большую бутылку с крепкой заваркой и вдруг растерянно опускает руки: — Угостить-то тебя нечем, сыночек. Дядя Федя притягивает ее к себе. — Да что же лучше-то чайку домашнего! А в, остальном мы сыты. Нас кормят что надо,— и обращается к своим парням:— Тащите, славя­ не, кружки, чайку попьем. Не уверен, что все одинаково хотели отведать нашего чая, но все пили и похваливали. А потом в бабы-Шурин узелок завернули свои гос-