Сибирские огни, 1975, №6
и говорит — данке. Я тоже вспомнил — данке, говорю, данке, данке шен. Еще вспомнил — гросс, говорю, гросс вальс. Она обрадовалась, головой кивает и тоже что-то говорит. Ну, я тогда сдался — нихтс, объясняю, не ферштею, мол. Она хохочет и вдруг берет опять за руку и тянет за со бой. А уж тут ребята наши собрались, посмеиваются. А она все зовет меня куда-то. Я пошел. Подводит меня к старичку. Толстенький. С под тяжками. Усищи. Разобрал я, что она все повторяет фатер, фатер. Отец, значит. Он тоже мне руку начинает жать и куда-то показывает, зовет. Не знаю! как и быть. Ну, тут лейтенант наш — иди, говорит, сер жант, прогуляйся, у нас остановочка предвидится. Мужик был он нор мальный. Вообще ко мне хорошо относились. Я у них вроде как солдат ский дядька был. Нас таких, кто с самого начала, мало осталось. Пар нишки— все холостьба одна. А, думаю, пройдусь. Пошли, говорю ей и папаше ее. Она сейчас первая порхнула, а мы за ней идем. Папаша все что-то поясняет. Я только головой киваю, вижу, что намерения у него мирные. Домик у них недалеко оказался. Сразу возле площади, за уголком. Каменный. Она уж ждет. Полотенце в руках. Во дворе кран. Я опять вспомнил — Анна унд Марта баден, говорю. Хохочут оба. Умылся я. Идем в комнаты. Садят за стол. Папаша тащит бутылочку. Наливка какая-то. Ничего. И вкус есть, и крепость. Со жратвой, правда, не густо. Картошка. Какой-то эрзац-хлеб. Кофе. Тоже хреновый. Попиваем нали вочку. Беседуем. Они свое по-немецки говорят, я свое — по-русски. Только я все больше на нее гляжу... Стряслась со мной вот такая беда. Не могу глаз от нее оторвать. Вот правду ты, сестренка, сказала — на стоящая Гретхен. Светлая чистота. Будто мечта моя на землю спусти лась. Что там у нее внутри, в голове, мне неизвестно... Но снаружи... Вот, кажется, такую и хотел всю жизнь встретить. И уж мне чудится, что все она во мне понимает. Я тогда стал в разговор вставлять кое-что для нее. Скажу, к примеру, что, мол, Гитлер капут, войне капут, и до бавляю, глядя на нее: ах, ты, моя милая, хорошенькая! Откуда ты взя лась такая? Так бы тебя и поцеловал в губки. А она, как будто, поймет, зарумянится и засмеется. Тут берет ее папаша аккордеон, а она скри почку свою, и начинают они играть. Должно быть, какие-то немецкие песенки и танцы. Приятная музь!ка. Ну, а я давно заметил, что у них гитара есть. Взял ее, настроил на свой, русский лад и тоже кое-что им исполнил. Вальсок старый вспомнил. Даже подпел. Она голову ручка ми подперла, смотрит на меня во все глаза. Бросило меня в жар. Не выдержу, думаю, сейчас. Схвачу ее на руки и понесу... Встал, данке, говорю, и на улицу. Закурил. Походил по двору взад- вперед. Сел на скамеечку под яблонькой. Теплынь. Завечерело. Слыш но, как рядышком, на площади, должно быть, «Катюшу» поют По все му видать, предстоит нам в этом городке отдых. И на том спасибо по тому что шли мы перед этим без передышки. Нелегкие бои были Ухай- дакались, будь здрав. На улице я будто отрезвел от всех своих чувств Пора, думаю, к своим двигаться. Этак, ведь, и про войну забудешь А воевать еще придется. Надо бы зайти к хозяевам, попрощаться да но ги не идут. Лучше, думаю, не смотреть на нее. Я и удрал потихоньку. Нашел своих, они с расспросами было, а я говорю — башка разболе лась, завтра, мол, расскажу, залез в кабину и спат^ завалился Как буд то сразу уснул. Да недолго спал. Ушел сон, хоть глаз коли Выполз я потихоньку из кабинки, ремень подпоясал, и понесли меня ноги в зна комую сторону. Так сами и идут, язви их. Только завернул я на площа- 1 » замУГ0Л’ КЗКСМ0ТРЮ’ кто‘то навстречу мне идет. Да сразу и узнал Она это. Идем друг другу навстречу, а я ей говорю. Громко говорю- что же ты со мной делаешь? Я же всю войну прошел, ничего подобного не бы- ло. Зачем же ты идешь? Ведь мне еще воевать и воевать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2