Сибирские огни, 1975, №6

удивлявшей меня своим названием. Комнатка была маленькая, боль­ шую ее часть занимала громадная широкая кровать, на которой мы спа­ ли с мамой вдвоем, а больше, кажется, ничего и не было. Все дни мы проводили в Москве. Однако я ничего не запомнил, ме­ ня не покидало ощущение усталости и жажды. И вот однажды, вернувшись на электричке к себе в Перловку, мы, едва выйдя из вагона, увидели, что на травке, расстелив светло-корич­ невый плащ, полулежит Виталий, поджидающий нас. Я-то, конечно, не узнал его, узнала мама и обрадовалась. Он и в самом деле принес с собой веселое, почти праздничное наст­ роение, хотя приехал налегке, денег едва на билет наскреб, и забот ма­ ме прибавилось. Он просто не мог не воспользоваться случаем и не при­ ехать, не побывать в Москве, в которой до этого никогда не был. Нашим с мамой ночным мучением были мыши. Мама боялась их до истерики. А мышей в нашей комнатушке было немало, и по ночам они шарились. скреблись, бегали по полу, взбирались на тумбочку (да, в комнатушке была еще тумбочка, служившая нам столом). Каждый звук ловила мама, просыпалась, нечаянно будила меня, а, заметив, что я все равно проснулся, стучала специально приготовленной палкой, вклю­ чала свет. Так случалось каждую ночь, по нескольку раз. Она сов­ сем извелась. А дядя Витя улегся спать на пол. Болыне-то ему и лечь было негде. И не боялся никаких мышей, и посмеивался над нами с мамой. Сказал, что есть против них великолепное средство — будильник, который он по­ ставил на полу рядом с собой. Я не понял, а он объяснил: — Будильник тикает, а мыши боятся тиканья. Прямо до смерти боятся. Я поражался, дядя Витя с мамой смеялись, но мама, действительно, как будто успокоилась и впервые проспала всю ночь, ни разу не проснув­ шись, чтобы гонять мышей. И оба мы были очень признательны Виталию и радовались, что он так кстати приехал к нам. Должно быть, с тех пор у меня на долгие годы сохранилось и связы­ валось с Виталием легкое, веселое настроение, ожидание развлечений, праздничности. — Если бы не водочка! — часто говорила баба Шура, имея в виду нескладную жизнь Виталия. А дядя Федя работал шофером, на грузовике, приходил заметно уставший, пропахший бензином, долго отмывал руки от въевшейся в по­ ры смазки, молчаливо ел. Но довольно быстро оттаивал и часто, если не увлекал его куда-нибудь Виталий, садился на крылечке с гитарой, не­ громко наигрывал старинные вальсы, иногда подпевая хрипловатым ба­ ритоном — слух у него был отменный. Нет, кажется, и его увлечение цирком не было случайным. Мама мне рассказывала, как в Барнауле, еще девчонкой-подростком, играла она в детском театре, в массовых сценах принимал участие и Федор, кро­ ме того, он помогал делать декорации, готовить сцену, открывать и за­ крывать занавес. Он даже начинал учить роль в «Снежной королеве», од­ нако был так застенчив, что режиссер дал ему отставку. Но на всю жизнь сохранил он в душе неразгоревшуюся искорку-мечту, был чуток к красоте, любил петь, не расставался с гитарой, в своих фронтовых письмах бывал наивно, но искренне возвышен и красноречив. Я любил посидеть с дядей Федей, послушать гитару, басовито напе­ вающую старые вальсы. В такие вечера все в доме бывали ласковы и по- ннмающи, ровны и покойны. Наверное, на франте, в тяжкие минуты тоски по миру и дому, вспо­ минал это и дядя Федя.