Сибирские огни, 1975, №6

сквозь очки с толстенными стеклами, одним пальцем их у переносья по­ правит и опять запрокинет бородку, вскинет раскрытую ладонь, и из ру­ кава приподнимется манжета с округлыми краями и со старинною запон­ кой. И опять зальется: «Известно ли молодым людям: когда варвары ворвались в Рим, сенаторы встретили их не шелохнувшись и в полном молчании,'так что их сперва даже и не тронули, посчитав существами...». А теперь представьте себе: на этом самом месте заденет его плечом какой-нибудь без году неделя такелажник и заботливо скажет: «Закрой варежку, папаша, подвинься, будем кислород принимать...» Потому что разглагольствует Травушкин не в Доме культуры ве­ чером, а в первую смену на конверторном, где-нибудь на отметке семь­ десят, когда кто из молодых да ранних монтажников на спор окликнет его, спросит о чем-либо позаковыристей да тем и подзаведет... Поскучнеет Травушкин и сразу сделается другим человеком. Худые свои мосластые плечи приподнимет так, что другой раз покажется, будто торчат они выше головы, которую он опустит и на километр вытянет. Не­ даром смеются: показался из-за угла длинный нос и козлиная бороден­ ка-— через полчаса жди куратора. Правда, прибаутку эту можно истол­ ковать по-другому: среди бригадиров ходил упорный слух, что Травуш­ кин будто бы очень любит подглядывать. Придет на объект, посмотрит, что к чему, там и там-то велит поправить, скажет, что через пару часов вернется. А сам будто бы незаметно — шасть за ближнюю колонну. Сто­ ит, все видит, и ты потом, хоть разорвись, ничего ему не докажешь, если на самом деле пальцем о палец не ударил. Приемку подписывать не ста­ нет ни за какие деньги, для переделки накинет теперь уже не день-два, хорошо, если Не неделю. . Рассказывают, хотели его от этой привычки отучить. Один брига­ дир будто бы заметил его за штабельком, но не подал и вида, а потихонь­ ку послал бетонщика с отбойным молотком — обойти Травушкина с ты­ ла. Тот и подкрался сзади, пристроил отбойный молоток прямо у курато­ ра под ногами. Включил его, и тот забил, что крупнокалиберный пуле­ мет... Травушкин из-за штабеля выскочил, как ошпаренный, потом будто бы приостановился, дальше пошел неловкой походкою и тут же, извест­ ное дело, поехал домой, в поселок. Но кровь пить после этого не бросил, только и того, что дерганый стал пуще прежнего. Может, это была и правда, про Травушкина чего только не говорили. Одни уверяли, будто куратор совершенно слепой, оттого-то хоть кирпич­ ную стенку, а хоть сварной шов обязательно рукою потрогает, пощупает пальцами, а если уж наклонится, то так близко, словно при этом не толь­ ко глядит, но еще и принюхивается. Другие голову давали на отрез, что это чепуха, все Не так, видит он, хотя и очкастый, дай бог каждому, а вот слышать, и действительно, не слышит. Ты ему обещай — не обещай, доказывай — не доказывай, проси — не проси,— все мимо! Руки заложит за спину, бороденку задерет, смотрит куда-то вверх, будто угадать хочет, дождичек завтра или сухо. Повернулся потом и па-ашел! «Ну, погоди-ка, такой-сякой,— в сердцах грозишь ты ему уже издале­ ка.— Не я буду, если не всучу тебе подстанцию, хоть там у меня...» И вот тут Травушкин, как на грех, и обернется. Внима-ательно на тебя посмотрит. А глухие, они — что? Они ведь по губам понимают. И, выходит, выдал ты ненароком свою военную тайну: в следующий раз Травушкин не уйдет от тебя до тех пор, пока на этой самой подстанции, о которой и говорить-то стыдно, целую гору недоделок не накопает — на список вам и бумаги не хватит. Говорили... но вообще-то не так просто передать, что о Травушкине говорили, тем более под горячую руку. Я-то, пожалуй, потому и взялся прежде всего о нем рассказывать, что после, когда раздумывал, каждый