Сибирские огни, 1975, №6
54 башлык. Настоящий, плотный, из колючей грубой шерсти, бе > Р невыми окантовками, длинноухий. Забыл, видно, потому, что был мне слишком велик и его спрятали, а отдали зимои, к о п У ходил в третий или четвертый класс и жил на Бурлинскои. - т " „ ликолепный, единственный во всей школе, башлык. Я таскал его по зиме, то натягивая на шапку, то отбрасывая за спину, и такие вые военные фантазии навевал он мне, потому что он ведь в сам понюхал пороху и был настоящей красноармейской одеждой. Помню я и еще один случай, когда кемские и бурлинские дяди л были вместе, чуть ли не все сразу, с женами, со стариками. Праздновался День Воздушного Флота. Один из самых первых этих праздников. „ Стоял жаркий августовский день. Мы шли короткой дорогой, вор д перешли мелкую, шумливую Ельцовку и после долгого подъема в гору оказались в чистом, неохватном поле, смыкающемся с ослепительно го лубым небом. Бурлинские дяди убежали насчет пивка, кто-то встал в очередь за газировкой, остальные расселись среди других людей прямо на теплой, примятой травке и тотчас стали поглядывать, прикладывая к глазам козырьком ладони, на небо. Но оно еще было пусто. Играл духовой ор кестр. Черные длинные репродукторы передавали митинг. Опять играл оркестр — «Интернационал». Его последние такты заглушил рев мото ров. Шли, звено за звеном, истребители. Все поле зашевелилось, засуе тилось, как в тревоге, загудело голосами, громче всех были возгласы: «Ястребки! Ястребки!». А вслед за ними уже накатывалась тяжелая и темная волна бомбардировщиков. Они шли так низко, что в праздничных фонарях кабин виднелись головы в шлемах. Кажется, вздрагивала земля, и всех нас пронзали молнии восторга и тревожного возбуждения. После военного парада начались показательные полеты спортивных самолетов, высший пилотаж, прыжки с парашютом. Мы все успокоенно расселись и даже разлеглись на траве и смотрели до рези, до слез на яркую синеву, в которой кувыркались, опрокидывались, падали, взмывали, парили темные перекрестия легких аэропланов... И еще одно, и тоже странно возбуждающее чувство унес я из той жизни и сохранил его, может быть, навсегда. В тех четырехэтажных домах, где мы жили тогда, были необычные балконы — сейчас я думаю, что они, скорее всего, остались просто недо деланными. У них не было перил. На каждом этаже была до половины застекленная дверь, которая вела прямо на бетонную площадку без оградки. Первый балкон — самый низкий, на уровне груди, на него можно забраться с земли. Со второго балкона мальчишки запросто прыгали, изображая парашютистов. А вот на третий и на четвертый выходили не все. Конечно, я говорю о младших ребятишках, дошкольниках еще. На третий балкон вступали с осторожностью, боясь отпустить дверь, дер жась за нее рукой. И лишь попривыкнув и трижды предупредив прия телей не орать, не пугать, тем более не толкать, разжимали руку, дела ли шаг к краю. И так по одному, по очереди. Балконами этими увлекались до появления ходулей, а когда «ги гантские шаги» сломались — это случилось в то же лето,— снова полез ли на балконы. Лишь самые смелые рисковали выходить на балкон четвертого эта жа. Ну, те, кто постарше, делали это часто. Правда, и среди них мало находилось храбрецов, чтобы подойти к самому краю и тем более сесть и свесить ноги. Но были и такие. А мы, малышня, отваживались лишь открыть в подъезде дверь, по-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2