Сибирские огни, 1975, №6

играли при свете луны. Сценой была боль­ шая поляна. Зрители — совсем рядом. Эти ночные концерты, без декораций, без всякой театральщины, вырабатывали у ре­ бят естественность, простоту, то, что боль­ ше всего ценится в актере. Ну, а Вовка Пулькин получил прозвище Дон-Жуан за тот успех, который он имел у девушек из деревни. «Простите, что долго не писал. Сегодня случайно удалось найти собрание сочине­ ний Шекспира. И воспрянуло в памяти мно­ гое из моментов пребывания моего, в ДХВД... Я с величайшей энергией взялся изучать и прорабатывать Гамлета. Хотя сейчас участвую в самых тяжелых боях, но театр, искусство, любовь к театральному творчеству не покидают меня даже в этих боях, а потому, мне кажется, я еще с боль­ шим ожесточением бью врага, который от­ нял у меня то, что я считал превыше всех прочих стремлений и чем я уже дышал — творчество! Но это отнято не навечно, и я лелею мысль, что еще смогу вернуться к театру. С приветом Леонид Чевашов». Марат Бондаренко прислал стихи, посвя­ щенные Валентине Викторовне. Сообщал: «Сейчас вернулся с задания, с которого не надеялся вернуться живым. Пришел и сразу сел за письмо. Первое... домой маме, а вто­ рое — Вам. Работа в кружке под Вашим . руководством является светлой, неповтори­ мой страницей в моей жизни... Я вспоминаю счастливые дни нашей дружной работы. Вспоминаю наши постановки: «Джиокон- ду», «Тартюфа», «Доходное место»... и чу­ десную «Двенадцатую ночь» гениального Шекспира. Какие это были дни!» Еще одно письмо от Марата. «Пишет Вам Ваш ученик, шагающий с котомкой по доро­ гам войны. Валентина Викторовна, напиши­ те глупому Эндрю Эгюйчику... Напишите, где ребята? Где Витя Орлов, Леня Чева­ шов, Боря Сухов, Изя Зильберштейн? Как они воюют? Все ли живы-здоровы? Что в студии? Что играют, о чем думают? Я знаю, что мы боремся за лучшее будущее. Я, если надо, жизнь отдам за то, чтобы мои друзья говорили со сцены словами Шекспира и Мольера, Горького и Чехова. Но умирать мне. не хочется. Я еще хочу вылезть из-под стола Органом, хочу еще раз станцевать танец Эндрю Эгюйчика и хочу переиграть все возможные и невозможные роли. Наде­ юсь, что это удастся и сбудется, а если нет, то пусть на моей могиле напишут: «Он лю­ бил искусство больше самого себя, а Роди­ ну — больше искусства». Каждое письмо с фронта зачитывалось буквально до дыр. Отвечала не только Пе­ тухова, бывшим товарищам по сцене писа­ ли сами кружковцы. На фронт Ване Боло­ тину идет полный отчет о новосибирских де­ лах: «Наша кружковая жизнь сейчас очень интересна и плодотворна. День наполнен серьезной работой над антифашистскими пьесками и над большими пьесами Мольера, Чехова, Горького. Каждый стремится сыграть свою роль лучше, интереснее, прав­ дивее, чтобы спектакль, который мы пове­ зем в госпиталь, на завод, в школу, был вполне художественным и полноценным. Мы хотим вносить своими спектаклями в серд­ ца бойцов, рабочих и школьников веру в недалекое счастливое будущее и — верим в это сами! Мы верим, что близко то время, когда мы встретимся все вместе, здесь, в нашем любимом ДХВД, одной дружной, хо­ рошей семьей». В жизни кружковцев произошли большие изменения. В годы войны Новосибирск дал приют десяткам тысяч людей, эвакуирован­ ных из западных районов страны. Свою сцену театр «Красный факел» уступил ар­ тистам прославленного Ленинградского дра­ матического театра имени Пушкина. Целое созвездие блестящих имен украшало афишу этого коллектива: Н. Симонов, Н. Черка­ сов, Е. Корчагина-Александровская, Ю. Юрь­ ев. Конечно же, Петухова и ее питомцы поль­ зовались каждой возможностью, чтобы по­ бывать на спектакле пушкинцев, познако­ миться с искусством прославленных масте­ ров. Но вот однажды в репетиционную ком­ нату, в Доме Ленина, где Валентина Викто­ ровна занималась со своими ребятами, при­ шел Николай Константинович Симонов. Он старался быть как можно незаметнее, но при его росте и стати, при его феноменаль­ ной популярности эта попытка была обрече­ на на провал. Конечно же, на всех напала дрожь при одной мысли, что сам Симонов будет смотреть репетицию. Нервничала Пе­ тухова, дрожали ребята, а Николай Кон­ стантинович сидел себе как ни в чем не бывало. Репетировали отрывок из «Бориса Году­ нова», знаменитую сцену у фонтана. Ис­ полнитель роли Самозванца никак не мог добиться нужной интонации в первой фра­ зе: «Вот и фонтан. Она сюда придет». Ва­ лентина Викторовна создавала ему настрое­ ние, говорила о том, что он в данный мо­ мент должен думать и чувствовать, но фраза не шла. Наконец, Симонов не выдер­ жал, вышел в центр и взялся режиссировать сам. Своим знаменитым глубоким голосом он произнес начало монолога Самозванца, и такую разнообразную гамму чувств ощу­ тили для себя ребята в пушкинских слозах, такую бездну сомнений, страха, любви, не­ истового честолюбия... А Симонов читал, увлекшись и, казалось, забыв о зрителях: Вот и фонтан; она сюда придет. Я, каж ется, рожден не боязливым; Перед собой вблизи я видел смерть, Пред смертию душа не содрогалась. Мне вечная неволя угрож ала, За мной гнались — я духом не смутился И дерзостью неволи избеж ал. Но что ж теперь теснит мое дыханье? Закончив монолог, Николай Константино­ вич подошел к исполнителю и добродушно сказал: «Понял, как надо? А теперь давай поработаем. Вложи все чувства в слова «Она сюда придет», — Симонов сделал ак­ цент на слове «она» и прижал руку к серд­ цу. С этого дня Симонов стал своим челове­ ком в кружке, бывал на спектаклях. Увидев Нину Мамаеву в роли Дорины в «Тартю­ фе», а потом Полины в «Доходном месте»,