Сибирские огни, 1975, №6

сокая и худая, поддерживает ее, обнимая за плечи, а у Прасковьи Ива­ новны бессильно клонится книзу голова... Вот Ларионова подхватила ее под руку, а кто это плачет?.. Да, Риточка, и Наташа, и другие... И ти­ хо, так тихо!.. Гроб поставили на невысокий и длинный стол, все подошли к нему. Лицо Кати было точно похудевшим, но красивым. Лежала она спо­ койно, и голове ее было удобно... Вот и все. Навсегда все,, нет больше и не будет Кати, не будет!.. И все это — из-за меня, из-за меня!.. — Что ты, Прох? — Наташа крепко взяла меня за руку. Я ничего не мог поделать с собой, точно кто-то осторожно, но непре­ клонно надавливал мне сзади на спину, заставляя меня все ближе и ближе подвигаться к Кате, а Наташа удерживала меня. Я попробовал взять у нее руку, но она не отпускала ее, — Это я... Это я...— вырвалось у меня. — Ну ты, ты...— поспешным шепотом, удерживая всхлипывания, го­ ворила Наташа.— Не надо тебе было приходить. Прасковья Ивановна вдруг наклонилась к лицу Кати, ласковым и нежным движением отвела с ее лица прядку волос и заплакала в голос: — Катенька!.. Девочка ты моя!.. Сергей двумя руками держался за край гроба, и по неподвижному его лицу катились из раскрытых глаз слезы... — Пусти! — я вырвал руку из пальцев Наташи. И тотчас чьи-то сильные руки мягко взяли меня за плечи, так что я сразу понял: мне просто не пошевелиться в этих руках. И потерянно, горько заплакал... — Отведи его на таксик отправь домой и сразу — обратно сам,— шептала Наташа. — Пойдем, Прох, ну, пойдем,— негромко, низким голосом произнес Рыбаков, уже ведя меня по двору к выходу. — Да ведь ты понимаешь, Леня...— начал я. — Ничего-ничего, Прбх,— басил он,— Не надо было тебе, больно­ му, приходить. Тебе надо отлежаться дома, и все будет в порядке. Ты хоть и хлипкий, но поправишься. — Как ты думаешь, Кате удобно на подушке?.. — Что?.. Обычный гроб, чего ты беспокоишься? Вон и ноги у тебя заплетаются, и рожа зеленая. Гы один доедешь или до дому мне тебя проводить? — Доеду-доеду, спасибо, Леня. — А деньги у тебя есть? — Какие деньги? — Похоже, температура у тебя, Прох. — А, на такси? Есть-есть. Он усадил меня в машину, как маленького, сам назвал шоферу адрес, поспешно ушел обратно в больницу. Мы ехали то быстро, то медленно, тсГ почему-то останавливались... Нет, Катиной голове удобно на подушке гроба: ведь она точно такйя же, как обычные подушки, на которых спят... И больше я ничего не помню. ...Мы с Катей шли но лесу, держась за руки, улыбаясь, подставив солнцу лица с закрытыми глазами... Меня охватывает горячее счастье, когда я понимаю, что Катя жива, а ведь кто-то говорил, что она умерла. Сейчас Катя сама, наконец-то, держит меня за руку; в лесу тихо, непод­ вижно стоят высокие деревья, между ними тянутся наклонные и яркие солнечные лучи, в них плавает паутина, радужные пылинки; и мы с Катей одни, совсем одни... Катя ничего не говорит мне, только иногда поглядывает на меня, продолжая улыбаться, и я без слов понимаю, что она любит меня!.. Сергея Балашова нет, он ушел в армию, потому что Катя разлюбила его, вот он и ушел...