Сибирские огни, 1975, №6

Да, кухня, а я все сижу за столом... Уже десять вечера на часах, а светло потому, что начинаются белые ночи. И мама ведь ушла пройтись, так неприятен ей был звонок Серафимы Георгиевны... 9 — Что ты такой засоня стал, Толик?..— весело и ласково спросила мама, легонько дотрагиваясь до моего плеча. Еще не открывая глаз, я тотчас вспомнил: да, сегодня похоро­ ны Кати!.. — Встаю-встаю,— машинально ответил я, боясь открыть глаза. — Ты не заболел? — Нет... — Вчера вечером никуда не ходил? — Нет... — Слушай, Толик, а можно тебе не ходить на похороны? — Да неудобно... — А что неудобного? Ты же еще совсем больной!..— Мама подошла ко мне, как маленькому, приложила ладонь ко лбу.— И температура, кажется, и бледный ты...— Взяла руку, поморщилась, жалостливо глядя на меня: — Отравился ты у Прохова, Толик! Мама ушла. Встал, пошел в ванную мыться... Снова было ощущение тупой опус­ тошенности, бесцельности и ненужности всего, что делаю, но я не мог сидеть, не двигаясь, мне нужно было что-то делать, безразлично что. Сейчас же поеду в больницу Коняшина, как решил. Когда решил? Неизвестно когда, но решил. Потому что не могу я в последний раз не увидеть Катю, просто не могу!.. Поднялся на эскалаторе, вышел на Московский проспект... Было все так же солнечно, даже асфальт казался ярко-серым. По широкому проспекту, огибая высокие Московские ворота, шли в несколько рядов блестящие на солнце машины, людей же было немного... Я видел все очень отчетливо и знал уже, что запомню и яркий асфальт, и машины, и людей, и все они казались мне особенно счастливыми, потому что жили обычной нормальной жизнью, а я... На той стороне проспекта — высокое и однотонно-серое здание, не­ которые окна его открыты. Да» это больница Коняшина. И ребята из на­ шей группы стоят на панели... Подошел к ребятам. Они молча стояли у входа в больницу. Наташа, Риточка и Смолов держали в руках букеты цветов... Да, ведь так при­ нято. Ребята обернулись ко мне, кивнули, здороваясь. И я молча кив­ нул им в ответ. Вон громадный Рыбаков, Галя Ларионова, Костя Рябов... Вот только почему-то нет Вали Трифонова и Сергея. И Прасковьи Ива­ новны нет... Но вместе с ребятами нашей группы и так же молча, будто давно и хорошо знакомые, стоят еще какие-то люди, мрлодые и пожи­ лые, это, наверное, родственники Кати. Вдруг ребята зашевелились, обернулись к дверям больницы. Из них вышел Валя, выговорил негромко и хрипло: — Пойдемте...— и отступил в сторону. Все медленно пошли в двери. И я тоже... Потом был вестибюль, гулкий и холодный после улицы. — Гражданская панихида будет на кладбище,— прошептала Риточ- ка и всхлипнула. — Несут...— тяжело вздохнула Ларионова. В дверях домика показались Сергей и Рыбаков, они выходили бо­ ком пронося в двери коричневый гроб. Он был открыт, на подушке вид­ нелась голова Кати... Прасковью Ивановну ведет какая-то женщина, вы-