Сибирские огни, 1975, №6

несмышленыша-малыша, травмировал своим равнодушием к тебе... А че­ ловек ведь очень рано начинается. Взрослые думают, что ребенок еще ничего не понимает, а у него в душонке все откладывается: и плохое, и хорошее. И обязательно даст свои всходы, чуть только он подрастет... А как мы ругались с Проховым на твоих глазах, да и другое!.. Вот Про- хову почему-то обязательно надо, чтобы его верх был: хоть в мелочи, но чтобы последнее слово его! — Вдруг взяла меня за руки, попросила тихонько: — Но ведь ты, Толик, и мой сын, не только Прохова, понима­ ешь?!. Я, еще когда ты в детсад ходил, стала замечать за тобой эту тягу командовать. Ну, думаю, подрастет— выровняется, на меня глядя, как я изо дня в день на своей фабрике тружусь. Часто месяцами одна и та же продукция идет, с закрытыми глазами любой шов знаешь. Думаешь, интересно мне? Да ведь кто-то и это должен делать. Простое слово — долг, а забывать про него нельзя. Думаешь, Прохов не понимает, что у него нет настоящего таланта? Прекрасно понимает! Сам знаешь, как выпьет, так и зовет себя — «маляр Прох». Понимает, что мог бы при­ носить настоящую пользу людям, пойди он на ту же ткацкую фабрику. Да не в силах сломить свой гонор, хоть чуточку да наклонить свою гор­ дую головушку! Да при этом еще виноватит всех подряд в том, за что настоящую вину несет он один.— Мама как-то странно усмехнулась, чуть отодвинулась, глядя на меня.— Поженились мы с Проховым но любви и законным браком, рбдился ты, наш общий сын. А как же Про- лов выполнял и выполняет свою роль законного отца?.. Если бы он был дурак или бы наша с ним связь была случайной, а то ведь он сам хотел ребенка, именно сына! Сейчас, когда я сидел за своим столом и тупо, ничего не понимая, смотрел лекции по сопромату, и слышал, как мама уже накрывает стол на кухне, я вдруг подумал, что обманываю маму. Но главное, я сообра­ зил, Что просто должен сказать сейчас маме о смерти Кати. Но как?!. И почувствовал облегчение, как только вспомнил, что месяца два назад рассказал маме о предстоящей свадьбе Кати и Сергея. Мама внима­ тельно поглядела на меня: — Ну, вот и хорошо, пусть они будут счастливы, раз любят друг друга! — И с откровенным облегчением договорила: — А я уж беспокои­ лась, не мучаешься ли ты. Ведь как начал ты учиться в институте, я уж думала — на всю жизнь у тебя любовь к этой Певчевой,— и негромко, успокоенно рассмеялась: — Вот что значит молодость, в ней увлеченья, как ленинградская погода: сегодня— солнце, завтра — дождь. Ну, делать нечего, сейчас-то уж и не хотел бы, а придется обманы­ вать и дальше. Встал, пошел на кухню. — Подготовился? — обрадованно спросила мама, оборачиваясь от уже накрытого стола; я кивнул, она заторопилась: — Ну, садись-саднсь: надо тебе поесть как следует! Я сел за стол, с неожиданной жадностью стал есть котлеты с кар­ тошкой. Мама села напротив, смотрела на меня, улыбалась ласково... В прихожей зазвонил телефон. Мама встала, пошла к нему, а я ис­ пугался: вдруг кто-нибудь из-за Кати звонит?! — Тебя,— негромко проговорила мама, возвращаясь и садясь к сто­ лу. И по ее подчеркнуто спокойному, безразличному лицу я сразу понял, что звонит отец. Взял трубку вспотевшей рукой, неловко приложил ее к уху, еле выгововорил: — Слушаю... — Толик? Проснулся, наконец-то?..— Серафима Георгиевна весело, звучно смеялась. — Добрый вечер. — Я тебе еще днем звонила. Спал или в институте был?