Сибирские огни, 1975, №6

пугает меня. Но, правда, только в том случае, если я не вижу хотя бы приблизительно возможного пути его исследования: факты эксперимен­ та и положения теории уточнят его со временем. Но как и почему, спра­ шивается, мама на фотографии нашей группы,— в ней двадцать семь человек, из них двенадцать — девушки,— как она сразу и так точно до­ гадалась, что третья слева во втором ряду — Катя? Ответ мамы оказался удивительно простым. Я почти каждый день, видите ли, рассказывал маме о Кате, а сам почему-то этого не замечал и не запомнил. Мама ласково погладила меня по голове, как малень­ кого, объяснила: — Ничего странного, Толнк: так бывает всегда, если полюбишь. Выключил душ, неторопливо вытерся, оделся. Мама еще возилась на кухне с ужином; пошел в комнату, сел за свой стол, даже раскрыл конспект лекций по сопромату, но продолжал вспоминать тот наш с ма­ мой разговор. Тогда меня ждала и вторая неожиданность. Вдруг мама спросила: — А с кем, Толик, ты дружишь в группе? — Внимательно глянула на меня, вздохнула: — Или хоть кто из ребят тебе ближе других? Вопрос был простым, и ответить на него, казалось бы, ничего не сто­ ило. Да и спросила мама вроде бы между прочим... Но я почему-то сначала поглядел на фотографию, которую она продолжала держать в руках перед собой. Даже сейчас помню, как растерялся: на этой прос­ тенькой общей фотографии нашей группы я был точно сам по себе! Как один из лучших студентов, я сидел в первом ряду. И одет я был так же, как другие, то есть не хуже и не лучше. Но дело было не в этом... И не­ которые другие студенты нашей группы держались перед объективом с той напряженной скованностью, которая бывает у фотографирующихся... Дело в том, что в моих подчеркнуто расправленных плечах, гордо под­ нятой голове, поджатых тонких губах, властно прищуренных под очками глазах, в общем выражении лица были ирония, эгоистичная напорис­ тость, чуть ли не надменная усмешка. Только в руках, которыми я, за­ бывшись, судорожно сжимал собственные колени, и мне самому, и маме, конечно, была видна замаскированная трусость. И вот все это резко выделяло меня среди остальных ребят. Было видно, что они принадле­ жат к одной группе, давно знакомы друг с другом, даже составляют одно целое. А я точно так же мог бы сидеть в одиночку или в компании слу­ чайных знакомых по дому отдыха, с которыми недавно увиделся, а через две недели расстанусь навсегда. — Да,— вздохнула мама, первой не выдержав молчания.— Ты и в школе не был особенно близок ни с кем...— И задумчиво, негромко вы­ говорила то, о чем, вероятно, думала уже не один раз и чего я никогда, наверно, не смогу забыть.— Сложна жизнь... Вот я стараюсь из послед­ него создать тебе условия для учебы. Сам ты учишься лучше других... Инженером, наверно, ты будешь хорошим, то есть специалистом своего дела. Но теперь вон придумали электронно-счетные машины; они дела­ ют свои операции лучше и быстрее любого инженера. Даже на Луну автомат может слетать, выполнить программу, что ему задана, вернуть­ ся обратно...— И посмотрела прямо в глаза мне: — А у человека, Толик, в наше время и в нашей стране главная задача — улучшить свои нрав­ ственные качества, быть добрым к другому, относиться к соседу, как к самому себе.— Помолчала, положила фотографию на стол, спросила со­ вершенно неожиданно для меня: — Или ошиблась я, что направила тебя в институт? Может, надо было тебе сначала послужить в армии, потом поработать на заводе, как другие?..— Отвернулась, покачала головой: — Трудно мне проховское из тебя вышибать! Ошиблась я, сынок, что хоть и по любви, да за плохого человека замуж вышла, а главное, что ребен­ ка от него родила!.. И наследственность, конечно, и то, как он тебя,