Сибирские огни, 1975, №5

как прогнал Малыгу, и как мы шли втроем через Нагорный Шалтырь. После того он, как и всегда, угостил нас всех медом и познакомил меня с правнуками Павлом и Савлом, парнишками помладше меня года на полтора-два. Мы поговорили, и я пожалел, что остановились ненадолго. Провожая, дедушка Кирьян сказал, что если мне придется проходить здешними местами, не чуждался бы его, дедушку Кирьяна, заходил бы в гости. Как вернусь с фронта, обещал я, непременно побываю у дедушки Кирьяна, расскажу ему про войну. И вот в форме солдата Советской Армии я входил в Усть-Колбу и приближался к дому дедушки Кирьяна. Сердце мое сжалось, и в горле застрял комок: я вдруг вспомнил слова старика —умрет он, как и отец его, ста девяти лет от роду, в 1944 году. «Может, судьба моя так сложилась,—подумал я, входя во двор дедуш­ ки Кирьяна,—и поранило меня, и врачи домой отпустили, чтобы я с ним простился...» На крыльце я столкнулся с братьями-близнецами, правнуками де­ душки Кирьяна, очень похожими друг на друга, Павлом и Савлом. И Павел крепыш, и Савл тоже крепкий и коренастый, с короткой шеей и широкими плечами. Оба круглолицые, носы у обоих короткие, чуть приплюснутые, а глаза большие, круглые, смотрят доверчиво и прямо. Они сразу узнали меня, мы обнялись. Мы стояли втроем на крыльце и молчали, не зная от растерянности, о чем говорить. — Куда приписаны? — спросил я.— В пехоту, к летчикам, в саперы? — В Морфлот,— враз ответили Павел с Савлом, и в голосе их я уловил гордость. Вошли в избу. Дедушка Кирьян тоже меня признал. Он слабо мне улыбнулся и подал жилистую руку с прозрачной кожей; я ее слабо, что­ бы не причинить боли, пожал и осторожно опустил на одеяло, которым накрыт был старик. Он, кажется, в самом деле собрался умирать: лицо было синее, землистое, глаза мутные, однако речь его звучала разбор­ чиво и не очень медленно. — Плюха! —выговорил он.—А я о тебе думал... Ну, думаю, не- ужель не увижу парня?.. Ты бы хоть письмо догадался старику при­ слать. Скажи, чего помалкивал-то? — Да так,— сказал я; но это было не оправдание, я чувствовал себя виноватым. — А я думал, тебя и в живых-то давно нету. Такое дело, многих она убивает, война-то. — Не всех,— сказал я.—Есть счастливые... — А ты счастливый? — Не совсем, но все же мне повезло. Старика все интересовало: на каком фронте воевал? Где, в каком городе отлеживался? Надолго ли домой?.. Из горницы в прихожую, где лежал старик, вошла его внучка Мавра. Она ничуть не изменилась, если не поминать про седину, которой прибавилось в волосах. — Вот и гостя дорогого нам бог послал,— сказала она.—Если б еще вернулось к нашему дедушке здоровье, тогда совсем бы все по-хо­ рошему вышло.—Мавра прослезилась и вытерлась рукавом кофты. — А ты не вой, внучка, а радуйся,—тихо выговорил дедушка Кирь- ян.—Чужим веком живу, пора и честь знать, такой старущий, что аж подернулся мохом. Ладно, что об этом. Лучше ставь на стол самовар, угощай дорогого гостя!.. Мы сидели за столом на виду у дедушки Кирьяна и пили чай. Ста­ рику тоже налили чашку, поставив для удобства на табуретку рядом с кроватью, но дедушка Кирьян к ней не притронулся. Мне бросилось в глаза: меда на столе не было. Вяленые ельчики, по числу едоков —пять штук, в тарелке, на сковороде картофельные драники. Нечего было