Сибирские огни, 1975, №5

— То-то оно видно, что шибко горячий. Некогда мне ждать. Каждый день дорог. Ну, с богом, с богом,— недовольным голосом бормотала тетка Любовь.—Только в одной шинелишке тебя до костей проймет. Может, телогрейку моего Алеши наденешь? А как обратно пойдешь, так забе­ жишь и возвернешь. А ежли понадобится, так насовсем возьмешь, не жалко... Могу и носки шерстяные, тоже Алешины, подарить. На, возьми!.. Я взял из рук тетки Любови носки и стал разуваться, чтобы помес­ тить в шерстяную благодать свои ноги. — Быстро ты орудуешь,— высказывала восхищение тетка Любовь. —Обмотки-то вокруг ноги сами крутятся... — Научили,—-сказал я.—Две минуты лишь дается на одевание. Подъём — через две минуты ты должен в строю стоять. — Какие ловкачи! — всплескивала руками тетка Любовь. Насчет двух минут я немножечко преувеличил, но так мне было приятно вводить неискушенную женщину в удивление. Вышагиваю один по зимнему тракту. Степь без конца. По сторонам от тракта снегозаграждения из тонких лиственничных дранок, они-то и не дают снегозеям окончательно завалить тракт и сделать его непроез­ жим. Кое-где, правда, тракт, несмотря на заграждения, основательно переметен, но от постоянных ветров он сделался плотным и твердым. Идти по нему было нетрудно. Только от стужи ныли скулы и ломило надбровья; чтобы избавиться от боли, мне приходилось бежать то бо­ ком, то взадпятки, то наклоняясь вперед. Не впервой мне вышагивать по зимней дороге. Я знаю, что такое километры в падеру и дорожная усталь. Служил я в пехоте — царице полей, много мне приходилось исходить как с одной винтовкой на ремне, так и с полной боевой выкладкой—с запасом патронов, шильцем и мыль­ цем за спиной в мешке, а также и шинельной скаткой. По шестьдесят километров, бывало, мы одолевали в походе, и не было ни разу случая, чтобы я отстал и обессилел и отдался в руки санитару. И сейчас был уверен: одолею метель. Одолею, несмотря ни на что, несмотря на то, что ослаб за полгода в госпитале: я чувствовал, как никогда, себя моло­ дым, настроение у меня было хорошее, домой я возвращался, где меня ждала мать, а также одна девчонка, с которой я переписывался. Дев­ чонку эту звали Настей Пыжиковой. ...С первых дней службы в армии я пишу Насте длинные письма, и она отвечает мне. Письма ее, в противоположность моим, коротенькие, однообразные, я люблю доставать их из вещмешка и перечитывать. Настя работает в компрессорной, -накачивает в шахту воздух, дружит с теми же девчонками, что и прежде. Отвечая на мое признание в любви, она писала, что тоже любит меня. В другой раз она пообещала ждать меня. И в госпитале, когда я убедился, что останусь жить, и когда док­ тора решили отпустить меня в отпуск, и сейчас, вышагивая по занесен­ ному снегом тракту, я думаю: а ведь счастливый же я человек! Многие мои товарищи погибли, а меня только ранило. Многих по выздоровле­ нии отправили снова на фронт, а меня отпустили на побывку. Но глав­ ное мое счастье в том, что меня любит Настя —единственная в мире луч­ шая девушка. И я люблю ее. К обеду ветер неожиданно поутих, прояснило, низко -над горизон­ том показалось солнце. Развиднелось. Впереди холмистая степь, укры­ тая снегом, позади тоже холмы, а из-за них взвиваются в небо черные кудрявые клубы дыма—это невидимые за угорами паровозы идут на запад и на восток и тянут за собой срочные грузы. Недалеко еще ото­ шел я от станции: по столбам, всего-навсего тринадцать километров, скоро Малая Колба—первое от станции по направлению к Тису- лю селение.