Сибирские огни, 1975, №5

— Уезжай, Малыга, прочь, да чтоб духу твоего в моем доме не бы­ ло, а Марью с пареньком я сам провожу, пешком пройдем напрямки че­ рез Нагорный Шалтырь. Малыга вышел. Мать уже больше не выла, не причитала, только всхлипывала. Прилегла на войлок, я устроился рядом и тотчас стал за­ сыпать, радуясь, что мы пойдем дальше пешком по степи вместе с бо­ родатым дедушкой Кирьяном. А впереди нас ждет неведомый Нагорный Шалтырь — что это за чудо такое?.. 4 Когда я утром проснулся, на постоялом было пусто и тихо. Ни Ма- лыги на деревяшке с золотым набалдашником, ни щуры-усатика, ни парнишек-возчиков не было: все уехали. Всегда так бывает: промучусь долго без сна, утром сплю крепко; чтобы разбудить меня, шутили в роте, надо над самым ухом палить из пушки... Я проснулся для нового дня, но еще несколько минут жили во мне ночные видения моего детства. Дедушку Кирьяна видел я словно наяву, мать видел, жалкую, рыдающую на полу, на войлоке, от Малыгиного оскорбления. Мне сделалось жалко мать, захотелось плакать. Трудно ей приходилось в те, казавшиеся мне теперь давними-давними, пред­ военные годы. «Но телерь-то ей полегче,—думал я.—Перевели на поверхность — в раскомандировке моет полы». «Все равно хлеб ее трудный,—думал я.—И ежли, в самом деле, взяла она кого-то там в семью — пусть. Не скажу ей ни слова. Только бы человек хороший, не обижал бы...» Я слез с нар и, обувшись, по закоренелой солдатской привычке стал делать физзарядку. Услышав мою возню, пришла тетка Любовь и позвала пить чай. Я не отказался. За чаем тетка Любовь говорила о погоде: нехорошая, неровная, бу­ ран то стихнет, то вновь начнется. Перед войной не страшны были степ­ ные метели: снегочисты шныряли, ухабы расчищали, без остановки шло движение. А сейчас машины, что от бензина ходят, все на фронте, а здесь остались одни газгены да лошади. А снегочистов нету. Дороги убродные, а сидеть на заезжем долго без дела возчикам нельзя: война, там, на фронте, людям еще труднее приходится. Тетка Любовь рассуждала правильно, с ее словами я был в совер­ шенном согласии: сидеть и ждать с моря погоды несподручно ни на фронте, ни в тылу. За столом возникло молчание, я думал о своем: идти пешком или ждать? Тетка Любовь тоже, кажется, о том же думала, пытливо вгляды­ ваясь в мое лицо. — Что говорить,— снова начала тетка Любовь,—студеная у нас в Сибири зима. Холода надоели! Вот как кончится война,* коли вернется Алешенька, позову-ка я его в теплые края, в Крым, поживем с ним у моря, порадуемся солнышку да ласковому ветру. — Крым еще под фашистом,—сказал я. — Не вечно ему быть под фашистом, освободят скоро. И войне не вечно. — Что верно, то верно,—согласился я и затем высказал свое на­ мерение идти в Троицкие Вершины пешком. Тетка Любовь принялась меня уговаривать переждать метель на заезжем, со дня на день все одно кто-нибудь поедет и подвезет. Может быть, почта согласится подвезти раненого фронтовика... — Пойду! —твердо заявил я.