Сибирские огни, 1975, №5

— Кто, не разберу? — Марья Парфениха, жена Захария. Я не одна, со мной балазенок, Илья. Ночь скоро, озябли, пусти!.. — Сейчас я,— говорит Матюха; скрипит дверь избная, за ней сен­ ная. Мы подходим к крыльцу, сейчас Матюха скажет входить и, может, велит налить щей. Однако Матюха говорит: — Вишь, как оно получается, Марья? Был Захарий, твой мужик, всем, стал ничем, а у меня на него зло все еще не проходит. А оттого я и вас не пущу, совесть моя мне не позволяет. Ведь что получилось: я, знаешь, середняк, не хотел в колхоз входить, а твой мужик Захарий меня разагитировал, я и влез. Работал, как леший. А потом оказалось: Захарий враг, колхоз развалил. — Он не враг,— защищает отца мать.—На него лжа. — Все одно, не пущу, не поверю!.. Иди своей дорогой. Мы уходим. Мы бредем с матерью. А куда бредем?.. От слова до слова воскресилось в памяти письмо, которое писал я под диктовку матери на рудник — прииск Троицкие Вершины, к дедуш­ ке Степану, отцу моего отца Захария. Дедушку Степана мать считает хитрым: как колхоз стали устраивать в деревне, он на прииск убрался. Мать не любит дедушку Степана, своего свекра, а заставила меня пи­ сать к нему от крайней нужды. «...А живется нам, тятинка, невесело. Осенью, как выпасти слякоти, мы с сынишкой Илюшкой остались без крова. Тогда мы собрались на скорую руку и отправились на попутной подводе на Лесосплавную дачу. Там мы отыскали мою сеструху Наталью, и я упросила ее, чтобы при­ ютила. И она, хоть и боится свово мужика злого, поселила нас у себя и помаленьку подкармливает. А я, тятинка, не теряючи времени, работу отыскала в огородничестве. А Илюшка мой день-деньской на бору без всякого призору лычится, совсем обносился и одичал, иной день сыт, иной голоден, мне смотреть на него горестно. А думаю я, тятинка, вот что. Дождусь времени, как сойдет на реке лед, сяду-ка на пароход да и поеду в город Томский, а оттудыва возьму билет до вашей станции. Слыхала я: жить-де у вас в горах можно, еды у вас вдоволь, и работа найдется хорошая. Говорят также, что на вашем прииске школа хоро­ шая, в ней продолжит свое ученье мой Илья, хочу я его как следу­ ет выучить. А затем остаюсь ваша сноха Марья с сынишкой Ильей». ...Из вагона мы с матерью вылезли ночью, до утра коротали время на вокзале, а утром нас за червонец повез на попутной подводе по трак­ ту на Троицкие Вершины кучер-возчик Малыга. Малыга мало чем от­ личается от других мужиков: морда широкая, нос курносый, глаза хит­ рые, узенькие. Замечательно в нем одно—-деревяшка. На бугор Пегашка едва везет телегу, тогда и мы с матерью идем пешком по пыль­ ной дороге, и сам хозяин Малыга идет пешком рядом с телегой и вожжи в руках натягивает, ругается на коня. Я, когда Малыга сидит на телеге, степью любуюсь: цветов полно, марево вдалеке ручьится, жаворонок дребезжит в воздухе,— а как соскочит на землю Малыга и пойдет, так иду за ним следом и, как зачарованный, его деревянной ногой любуюсь. Тук-тук, стучит деревянная нога о дорогу, тук-тук. В деревяшке нет ни­ чего примечательного, а вот набалдашник на конце — золотой. На солн­ це горит, пыль к нему не пристает. Почто у меня, думал я, не такая нога? Ходил бы, она тук-тук, на солнце бы горела, все бы’ смотрели и удивлялись. ^ ...Ночевать Малыга нас завез в деревню с чудным названием Усть-Колба.