Сибирские огни, 1975, №5
«Фронтовик, наверное. Ишь, шпарит без запинки», подумал я, но ничуть не обрадовался этому фронтовику. Не нравился мне щура-усатик. Мне всегда шибко говорливые да речистые не нравились раньше, а теперь особенно. Мне кажется, когда говорят они, шпарят без запинки, будто но бумажке читают, то всегда собой любуются, а до других нет им никакого дела. — В системе пересылки и переформировки войск заключено, скажу я тебе, солдат, много недостатков,—трещал бухгалтер. Он уставился на меня и спросил своим шелковистым голоском: —Ну что ты скажешь на это, солдат? Я не знал, что ответить ему, и пожал плечами. После госпиталя меня покупатели на фронте еще не покупали. Я призвался, обучался пехотному делу, воевал, получил ранение, после излечения отпущен до мой на отдых —вот и весь мой солдатский путь. За полгода до призыва, когда нас возили на комиссию в Кемерово, я жил сутки в пересылке; тогда на мне и формы-то не было. Смешное мне запомнилось из того времени: нас, молодых ребят, заставили на пересылке таскать продук ты; мы вчетвером катили раскрытую бочку с засахарившимся медом и руками черпали мед и ели. Мед был холодный, от него ломило зубы. На третий день после такой сладкой еды я покрылся чирьями. Досаднее всего то, что над каждой бровью, как рога, на потеху моим товарищам, набухли чирьи- И смех и грех... Не дождавшись от меня ответа, усатик ничуть не смутился и про должал свою шелковисто-приторную речь. Он спросил: — А позволь, солдатик, узнать, за какой такой подвиг ты ме даль получил? — Написано же,—ответил я.—За отвагу. — Мало ли что написано,—возразил фронтовик.—Я знал одного человека, он приходится мне сродни, по откровенности сознался. Гово рит: за разные дела медали получают на фронте. Иной танк подобьет или огневую точку подавит из пулемета. А он, мой родственник, высидел награду... Понимаешь? — Не понимаю,—сказал я. — Начхим был —специальность такая, знаешь же. Бои, скажем, идут, полк в обороне. Все по своим местам, кто дежурит у оружия, кто отдыхает, кто наблюдает, а начхим —без дела. Как тут медаль полу чишь, если без дела? Думал, думал мой родственничек, и прихитрился. Командир на энпэ, и он туда же. Сидит в блиндаже, помалкивает, опас ность, значит, с командиром разделяет. Разведчики в трубу смотрят, огневые точки ищут, а он вроде без дела сидит, а вроде дело у него — с командиром опасность делит. Разведчики отличились, награда им, а как тут начхима обойти, если он опасность с командиром делил? На это что скажешь, дружок, а? — Не дружок я вам,—ответил я усатику, и вдруг во мне все заки пело. Я подумал: уж не считает ли этот усатик, что я тоже медаль с командиром высидел? —и тотчас он сделался мне таким ненавистным, что я даже испугался за себя. Резко привскочив со скамьи, я выговорил: — Противно мне вас слушать! — А почто? Я ведь правду... — Может, и правду, только все равно противно,—сказал я.—Пле вать мне на вашу правду. — Разве твоя правда лучше? —прошелестел усатик. — Моя правда —настоящая,—сказал я,—Только говорить я с вами не желаю— Я отвернулся от усатика в сторону нар, где тузили друг друга, баловались молоденькие обозники. Веселые это были ребята. Лохматые, взъерошенные, улыбающиеся. После холода и ветра они радовались теплу, уютным нарам, свету,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2