Сибирские огни, 1975, №5

на лобановской койке. А ежли, к случаю, он заявится ночью, я ему на свою постелю, а сама к соседке, подамся. — Мне на нарах хорошо будет,—повторил я. — А ты не перечь старшим,—строго сказала тетка Любовь,—Бу­ дешь отдыхать на директорской— и все тут. А сперва ко мне в гости наведайся, чаем угощу. Тяжело, вперевалку, как утка, ступая, она вышла. Я огляделся. Здесь ничего не изменилось. На стене картина, изображавшая всадника на лошади с копьем в руках, направленным в пасть дракона. Это Геор­ гий Победоносец, разящий змея,—так год назад нам, призывникам, объяснял провожатый от военкомата, капитан с черной повязкой на глазу. Неуклюжий комод, на нем четыре белых слоника. Возле окошка железная нтээровская кровать, рядом с ней кровать широкая, с никели­ рованными головками —директорская, накрытая розовым нарядным покрывалом. На ней, помню, год назад отдыхал наш старшой-провожа­ тый, капитан. Дожидаясь поезда, мы сидели на нарах рядком, свесив- ноги, и распевали песни. Все пели, и я пел со всеми- Про ямщика, кото­ рый замерзал среди степи, про священное море Байкал, про «Варяга»... Сейчас на железной койке разместился пожилой с тонкими усиками и быстроглазый дядька-тыловик, видно, бухгалтер. Он, наверное, ехал в город с бумагами. На нарах же —молоденькие, лет по пятнадцати, возчики. Кони были распряжены, поставлены в стойла, их же хозяевам, красным с ветра и мороза, ничего не оставалось делать, как валяться в тепле на нарах и тузить, смеясь, друг друга. «Веселые парни,—отметил я про себя.—Откуда и куда, интерес­ но, они едут?» В другое время я, наверно, не проявил бы к ним никакого интере­ с а—подумаешь, молокососы!.. Но сейчас мне надо было позаботиться о том, как скорей добраться до дома. Станцию, где я сошел с поезда, и прииск, где ждала меня мать, разделяли сто сорок километров. Из- них половина —по свистящей студеной степи, половина—по горам Куз­ нецкого Ала-Тау. Дорога мне знакомая, не раз хаживал по ней пешком да и на лошадке тоже ездил, как эти вот парнишки; кажется, завяжи мне глаза да крутани меня колесом, потом пусти —нашел бы вслепую, так запомнились мне каждый кустик, каждая речушка, каждый ржавый ключик, который в зависимости от его ширины и глубины приходилось то перешагивать, то перепрыгивать с разбега. И все встречные деревни) я помнил: Колба да Усть-Колба, да Колба Пятналая; Серта да Усть- Серта, да Серта Чушечья; еще Тисуль, Большой с Малым, еще дальше Шахта, Копры, Потапово, Акулово, прииск Обманный, Воскресенка, потом ключики пошли: три Ржавых, два Светлых— и прииск Троипкие- Вершины. «Хорошо бы уехать с кем-нибудь попутно,—думал я,—А то ближ­ ний свет киселя хлебать!.. Пока идешь —глаза выпучишь...» Я хотел было заговорить с парнишками-возчиками, расспросить, кто они да откуда, но не успел рот открыть, меня опередил пожилой с усиками, которого я нарек бухгалтером, обратившись ко мне с вопросом: — Позвольте, товарищ солдат, узнать,—с приторной учтивостью заговорил он, улыбаясь и узко сощуриваясь,—Позвольте узнать, откуда вы, из запасного, с фронта или из госпиталя? — Из госпиталя, домой на побывку... _ О-о,—еще уже сощурился усатик,—на побывку! Ну, тебе, мож­ но сказать,’повезло, не всякому удается после ранения побывать дома. Все чаще так получается: из команды выздоравливающих на сборный пункт или на пересылку, а там маршевая рота, а там и фронт, и поку­ патели с передовой линии.