Сибирские огни, 1975, №5

Ма половине пути многие из нас думали не столько об обеде, сколько о казармен­ ной койке на положенные после обеда полчаса. Когда мы прибыли, от строя шел пар, не­ смотря на жаркий день. А подполковник, такой же подтянутый, с сухим лицом, без тени усталости, словно он и не бежал наравне с молодыми, не спеша обошел строй. Нам казалось, что он скажет что-то нравоучительное, но он молчал, вер­ нее, бросал лишь короткие замечания на­ счет заправки, лицо было серьезным, даже скучноватым. Но в глазах его, серо-сталь­ ных, к которым тянулись от висков тонень­ кие траншеи морщинок, стоял смех! После команды «вольно» и перед коман­ дой «разойдись» он вдруг широко улыбнул­ ся и каким-то не своим, а «гражданским» голосом произнес: — Приятнава аппетита... Мы тоже заулыбались, но боюсь, что улыбки эти выглядели жилковатыми. На пути к столовой наш двухметровый старшина Горин грозно спросил: — Так кто это подначил старика?! Виновник пожелал остаться неизвест­ ным —ему бы не поздоровилось. Мы не опоздали. Обед был полным, кому хотелось —«с добавкой». Но особой радос­ ти от этого никто не испытывал. Думалось нс о еде... Тактика стала нашим любимым предме­ том, а подполковник — идеалом командира. Запомнились его афоризмы: «У артиллери­ ста нет возраста, а лишь состав — строе­ вой», «Личный пример все время показыва­ ют только няньки малышам. А офицер сол­ датам —раз, да на всю жизнь». Вот я и помню этот «пример» почти трид­ цать пять лет. И еще помню, почему под­ полковник редко улыбался —его не пускали на фронт, нужно было в тылу готовить кад­ ры для новых полков. Н . К о м а р к о в В СОРОК ПЯТОМ Иногда к нам приходит немец, знакомый отца по имени Ганс —длинный, белобры­ сый, совсем еще не старый. В избу он не заходит, боится строгой матери. И в окно не заглядывает. Повернется спинбй и стоит —ждет, когда я выйду. — Вон твой меняла заявился,— говорит мать неодобрительно. — Подождет,—в тон ей отвечаю я.—Не облезет. Немец ■—оа 1 немец, хотя и пленный. Нечего с ним рассусоливать. — Ну? —спрашиваю я, выходя, наконец, во двор. Ганс достает лезвия для бритья или немецкие монетки с орлом когда что. Лез­ вия, конечно, использованные, но карандаши чинить ими хорошо. А монетками мы, за неимением настоящих денег, играем в «чику». У меня их скопилась уже полная кон­ сервная банка. Но я беру и монетки. На всякий случай — вдруг продуешься. Потом мы спускаемся по тропинке в огород. Я выдергиваю несколько морковок, репу или свеклу. За одно лезвие идут две морковки. Такая у нас цена по всей улице — . Ганс не спорит. Морковку он съедает тут же, сполоснув её в ямке для полива и поскоблив перочин­ ным ножичком. А свеклу заворачивает в тряпицу и прячет в карман. — Зуппе,—говорит он.—Варить... око-рошка... ам-ам. Однажды Ганс пришел не вовремя. Мы как раз ужинали во дворе, за летним сто­ ликом. То есть уже поужинали, так сидели маленько. Отец допивал чай из большой литровой кружки. Ганс поздоровался, сняв пилотку, и остановился в нерешительности. Вдруг он заметил в чашке горстку черных хлебных крошек и, протянув к ним руку, забормотал: — Кофе!.. Кофе?! — Какой тебе кофий,—сказала мать.—Крошки это... хлеб.— Она подняла на Ган­ са глаза и насмешливо удивилась: — Господи, прости меня грешную! Кто ж тебя, ле­ шего, так отделал? У Ганса под одним глазом темнел здоровенный синяк, а рассеченный подбородок крест-накрест заклеен белыми полосками. — Эт-то... бокс! —сказал он, выставив плечо вперед, и помахал кулаками.— Бокс! Мать не поняла.