Сибирские огни, 1975, №5

канчивает одинаково. Вот один из военно­ пленных, прочитав в фашистской листовке лживое сообщение, бьется в истерике. Ни­ чего не говорит ему Карбышев, но всем сво­ им поведением, неколебимостью, с которой отвергает он предложение пойти на ком­ промисс, внушает ослабевшему мужество. Слышится песня: «И мне врезалась в па­ мять тропинка одна...». Один на один остал­ ся с нами военнопленный. Но теперь он уже не стонет, не мечется в отчаянии —глаза его полны надежды. Подобно этой заканчи­ вается и вторая сцена. На этот раз урок мужества получает молоденький техник-лей­ тенант. Он наотрез отказывается вступить в предательскую «армию освобождения» и тихо-тихо, как клятву, произносит слова все той же незамысловатой песенки (стихи написал В, Озолин): «Я найду ту тропу, что приводит нас к Родине». Сколько искушений выпало на долю Кац- бышева! Враги предлагали виллу, личного врача, лабораторию, причем, работать не для укрепления восточного, а западного фронта — от англичан. «Нет,—отвечает он, —это укрепит положение фашистской Гер­ мании, следовательно, ослабит позиции Со­ ветского Союза», Друзья предлагают Кар­ бышеву пойти на сотрудничество с немцами из соображений «военной хитрости». На се­ кунду задумался генерал, кажется, даже заколебался, но в ответ прозвучало: «Нет, нельзя, на нас смотрят». Сцены преодоления искушений принадлежат к драматургически насыщенным. И здесь Карбышев предстает вовсе не в качестве железобетонного харак­ тера. А. Щеголев рисует своего героя очень многообразными красками, вполне живым человеком. Он стонет, когда больно, колеб­ лется, когда встает перед ним призрак осво­ бождения, тяжко страдает, узнав о гибели дочери, совсем по-детски радуется солнцу, деревьям, минуте единения с природой, ко­ торую с определенной садистской целью по­ дарили ему тюремщики. На всем протяже­ нии спектакля мы видим Карбышева только в отрепьях да в арестантском одеянии, хро­ мого, измученного, но, несмотря на это, не перестаем любоваться его изумительной вы­ правкой, умением всегда сохранять чувство собственного достоинства. Берлин. На скамеечке, собрав букет из опавших листьев клена, сидит Дмитрий Ми­ хайлович Карбышев. Он улыбается осенне­ му солнцу, вслушивается в мгновения ти­ шины, ласково разговаривает с сопровож­ дающей его медсестрой. Неторопливая, чуть ли не идиллическая сцена. Но все здесь обман, все видимость, под внешним благо­ получием бьется лихорадочный пульс борь­ бы, достигшей наивысшего предела. Вот сейчас произойдет подстроенная, якобы слу­ чайная встреча, зорко следит за генералом медсестра, которая вовсе и не медсестра из военнопленных, как это внушалось Карбы­ шеву, а шарфюрер СС Анна Рахниц (с проникновенной глубиной ведет эту роль В. Булатова). Вот она, эта решающая минута. «Случай­ ная» встреча с фон Бюловым. Группенфю- рер СС начинает деликатную атаку, пред­ лагая Карбышеву высокую плату аа преда­ тельство, которое, впрочем, по мысли Бю- лова, вовсе и не предательство: «Ведь мысль ученого принадлежит человечеству». Сорва­ лось. Продолжает натиск «философской» бе­ седой о смысле жизни и небытии сдержан­ ный фон Кроне, а заканчивается все грубой угрозой «респектабельного» Келлера. В от­ вет—негромко, сдержанно, но так, что мо­ роз по коже продирает, звучит: «Родиной и честью не торгую». Взрыв аплодисментов- завершает эту бурлящую сцену. А. Щеголев играет Карбышева в традици­ онной манере. Он рисует характер героя многогранно, выделяя, подчеркивая не­ сколько наиболее типических примет: его Карбышев заботлив, ласкав с товарищами, гневен, ироничен, насмешлив с врагами, во внешнем облике, в речи ощутима манера пе­ дагога, привыкшего иметь дело с аудиторией. Да, все это черты исполнения, характерные для реалистической школы. Но есть и еще нечто, что делает его актерское достижение выше создания только лишь образа-харак­ тера. Дело здесь не в форме выражения и не в каких-то постановочных ухищрениях. Дело в личностном отношении артиста к со­ бытиям и к образу. Сыграв Карбышева, А. Щеголев сумел раскрыть свое личное от­ ношение к войне, к врагам нашей Родины,, показал свое понимание сущности совет­ ского воина, не разрушающего, а созидаю­ щего мир. Спектакль омичей не просто сценический памятник герою-земляку. Это вдохновен­ ный гимн Данко наших дней. Потому-то он и волнует, будит высокие чувства, вызыва­ ет раздумья глубокие, нужные нам сегодня. * * * Театры Сибири поведали нам о героях тыла и мужестве фронтовиков, рассказали о высоком накале чувств и об идеологиче­ ских поединках, возникавших как в годы- войны, так и в наши дни. В тридцатую го­ довщину Великой Победы по-новому про­ звучали и классические произведения о вой­ не: «Фронт» А. Корнейчука, «Нашествие» Л. Леонова, «Русские люди» К. Симонова, «Сталинградцы» Ю. Чепурина. В пьесах прежних лет театры ищут общезначимую- проблематику, стремятся приблизить их к нашему времени. После появления романа В. Богомолова «В августе сорок четверто­ го...» театры по-новому взглянули на тему жестокости войны, не боятся показать эту вынужденную жестокость, которая отнюдь не свойственна советскому человеку, но была необходима во имя преодоления зла, во имя спасения тысяч людей. Но есть еще один ракурс в освещении те­ мы войны, без которого картина была бы неполной. Речь идет о спектакле «Красного факела», созданного на основе романа Г. Фаллады «Каждый умирает в одиночку» (инсценировка А. Никулькова). Время от времени появлялись произведения о жизни фашистского тыла, взять хотя бы известный многосерийный телевизионный фильм «Сем­ надцать мгновений весны». Появлялись и произведения, раскрывающие противоречия