Сибирские огни, 1975, №5

гонщвцы Клавдии (Г. Российская). Вернул­ ся с фронта ее муж (А. Дахненко), пора­ зился достатку, в котором живет жена. Но вот узнает его истоки — из сундука извле­ каются одна за другой рубахи друзей Анд­ рея Ворохова. Эти рубахи в обмен на «пер­ вач» приносили вдовы погибших. Узнает по одежде своих боевых друзей Андрей, по имени называет каждого, где погиб, вспоми­ нает. И нет меры его гневу, презрению, брезгливости. Жене сказал, чтобы с покло­ ном все раздала по принадлежности, сегод­ ня же! И вышел прочь из избы. Сцена за сценой раскрываются перед нами «душ зо­ лотые россыпи». Ничем не купишь, не раст­ лишь этих людей! Крепко уцепились они за дело, не отор­ вешь! С радостью вглядываешься в их по­ ступки, вслушиваешься в речь: все эти «чо», «нонче», «каку» (вместо «какую»), «слиня­ ла» (вместо «постарела») — все это сибир­ ское, ядреное, сочное. А рядом с этим зву­ чит новое, рожденное новыми отношениями людей села. Невозможно не аплодировать вместе со всем залом, когда слышишь со сцены: «Пускай Калинин после войны са­ мую большую награду выдаст солдатским вдовам!» И как не всплеснуться аплодис­ ментам, когда в ходе диалога негромко, раздумчиво прозвучит-пропоет фраза: «Вой­ на каждого метит — баб морщинами, му­ жиков орденами да ранами... А от погибших остается немного, похоже, только ордена...». Помолчав, добавит Ворохов: «А еще Россия!» Под финал пьесы щедро соединяет драма­ тург хороших людей, любимых своих геро­ ев. Трудно шли навстречу друг другу вдо­ ва. Полянка (Т. Ожигова) и председатель колхоза Плетнев —Н. Чонишвили. Совсем было сбилась с пути отчаявшаяся Полинка. да и Плетнев, погруженный в хозяйствен­ ные заботы, утратил всякий вкус к миру красоты. Плетнев у Чонишвили человек уди­ вительно основательный и не просто добрый, но совершенно беззлобный, лишенный и те ни чванливости, до боли отзывчивый на чужую беду. Случилось же так, что единст­ венным выходом для спасения спившейся Полинки представился Плетневу ее брак с надежным человеком. Не раздумывая, бряк­ нул при всех: «Замуж тебя беру, Полинка!» Ворохнулось что-то в груди у вдовы,—бы­ лая гордость взыграла, что ли? Только вспыхнула она и наотрез отвергла предложе­ ние: «А я пропью всю твою семью-то!» Ну­ жен был долгий путь взаимного распозна­ ния, уступок, чтобы в конце радостно, ши­ роко и открыто улыбнулись друг другу эти двое немолодых, много переживших людей. В финале спектакля откуда-то сверху вновь легко-послушно прилетело-спустилось панно, похожее на лист дерева. Только те­ перь те же березки, изображенные на нем, скворечник да бурое невзошедшее поле представляются нам весенней, набухающей новыми соками жизни картиной. Интересно складываются новые традиции в раскрытии героики фронта. Все реже можно увидеть спектакли, показывающие сам подвиг. Нет или почти нет спектаклей, где бы стреляли пушки и пулеметы, падали раненые, ползли, зажав кинжалы в зубах, бойцы-разведчики... Но именно такой спек­ такль я увидел недавно на сцене Томского драматического театра. Шел «Сын полка» по В. Катаеву. Бойцы выкатили на сцену массивное, сов­ сем похожее на настоящее орудие, устано­ вили прицел, зарядили. Вспыхнуло пламя, раздался грохот выстрела, сцену заволокли клубы дыма. Ваня Солнцев без устали по­ давал снаряды, отбрасывал стреляные гиль­ зы. Один за другим падали убитые артил­ леристы. Здесь, среди дыма и трупов, смер­ тельно раненный капитан Енакиев назвал Ваню «сынком»... Казалось бы, такое изо­ бражение войны с помощью внешних ак­ сессуаров —давно отработанный прием. Раз­ ве может театр состязаться в силе прямой изобразительности с кино и телевидением? Но вот — поди ж ты! Ваня Солнцев отстал от разведчиков. За­ жав в зубах кинжалы, они уползли, оставив мальчугана, и тот занялся разведкой в оди­ ночку. Раскрыл букварь, уселся, свесив ноги в оркестровую яму, и срисовывает себе рас­ положение немецких пушек. Позади появ­ ляются фашисты. Ваня их не видит. Зато видят девчушки, сидящие рядом со мной в зрительном зале. И не выдерживают напря­ жения их пылкие сердца. С криком «Ваня, берегись!» девочки бросились к рампе. Взрослым едва удрлось утихомирить взвол­ нованных зрительниц. Что же выходит — бьются в унисон с Ва­ ниным ребячьи сердца? Получается так. По­ лучается, что объективная оценка зрителя вошла в противоречие с теоретическими вы­ кладками. А о том, что пора отказаться от показа самого подвига, но сосредоточить внимание на раскрытии его истоков, нам приходилось слышать не раз. Вот я читаю одного из апологетов философского подхода к теме войны, размышления о сегодняшнем прочтении «Молодой гвардии» в Централь­ ном детском театре. Аспект, который пред дожил автор инсценировки А. Алексин в трактовке бессмертного подвига комсомоль­ цев 40-х годов, поистине поразителен. Ока­ зывается, «Молодая гвардия» может про­ звучать совсем в новом качестве, отразив многие насущные проблемы духовной жиз­ ни нашего времени. Те, кто видел спектакль П. Хомского, могли убедиться, насколько горячо, заразительно и глубоко раскрыт те­ атром идеологический поединок между Оле­ гом Кошевым и его будущим убийцей фельдкомендантом Клером. «Клер исходит из кантианской посылки о конфликте между счастьем и долгом как неразрешимом про­ тиворечии личности,—пишет Н. Велехова («Правда», 6 декабря 1974 г.).—Он пыта­ ется убедить юношу в том, что верность долгу сделала его несчастным, и предлага­ ет отречься от своих идеалов во имя сохра­ нения жизни. Олег действует в трагедийной ситуации, когда высокий гражданский вы­ бор оказывается тождествен выбору смерти. Но иной выбор был бы уничтожением лич­ ности. Подвиг Олега есть утверждение лич­ ности, хотя он отказывается от спасения