Сибирские огни, 1975, №5

лучше, обогащаются новыми прекрасными чертами. Сегодня уже не грохочет над го- родком война, сегодня новая жизнь ворва­ лась в мир, наделяя людей радостью. Се­ годня эта новая жизнь подарила Марьке свободу выбора. Пусть же она примет этот бесценный дар из рук тех, кто его завоевал. Философская углубленность —характер­ ная черта всей дальнейшей разработки те­ атрами темы войны. Обратившись к вели­ колепной повести Ч. Айтматова «Материн­ ское поле», Новосибирский ТЮЗ создал произведение глубокое и страстное. Автор инсценировки и режиссер Л. Белов не стре­ мился к этнографической точности ни в изображении обычаев, ни в оформлении, ни в костюмах. Образ спектакля был решен весьма своеобразно и просто: на сцене не было ни поля, ни знаменитых гор Кирги­ зии. Но землисто-коричневые камни, напо­ минающие не то степные изваяния, не то стелы, давали ощущение запущенных паст­ бищ и пашен, ощущение стонущей, взыва­ ющей к отмщенью земли (художник Р. Акопов). Центр сцены занимал "очаг, по­ гасший вместе с уходом мужчин на войну. Над очагом висел большой казан, никому теперь не нужный. А когда-то вокруг него суетились женщины, готовили пищу, соби­ ралась большая дружная семья. Толгонай, счастливая жена и мать трех сыновей, ра­ достно встречала вернувшихся с поля муж­ чин. Вместе с любимой невесткой Алиман ухаживали они за усталыми работниками. И не было человека счастливее Толгонай... Все отобрала, все перевернула война. Встала на место мужа колхозным брига­ диром Толгонай. Но рушится хозяйство: «хомуты разбиты, в кузнице угля нет...» До последнего зернышка сдан хлеб для фрон­ та. А чем кормиться самим? Нашла Толго­ най выход —засеять свободный клин зем­ ли. Но где взять семена? Одного за другим уговаривает бригадир отдать последнее, оставшуюся горстку зерен внести в счет бу­ дущего урожая, иначе гибель всем детям, старикам и старухам. Тяжелее всего дает­ ся доброй Толгонай суровость, хотя и зна­ ет она, что сейчас иначе нельзя. Где моль­ бой, где окриком, а где и силой собирает она спасительные семена. Жестокость во имя добра. Особенно трудно пришлось Тол­ гонай с Айшой, ближайшей ее соседкой и подругой,—никак не хотела несчастная женщина, многодетная вдова расставаться с заветным мешочком зерна. Эту сцену очень сильно проводили А. Гаршина (Тол­ гонай) и К. Осипова, создавшая образ оту­ певшей от горя, слез и забот Айши. Суровой была в те годы и любовь. Сын прислал телеграмму —их эшелон пройдет мимо родимых мест на запад. Вместе с Алиман (артистка Г. Мамлеева) Толгонай дежурит сутками на станции. А эшелоны в те времена мчались быстро, безостано­ вочно. Вот замелькали вагоны, шум поезда сливается с возгласами людей. Мечется Алиман, громко, протяжно кричит Толгонай имя сына: «Касы-ы-ым!» Увидела ли она его? Быть может, лишь мельком. А может быть, и вовсе не его? Но в последующем монологе (Толгонай—Гаршиной режиссер передал и функции чтеца от автора) у акт­ рисы звучала великая радость и боль Ма­ тери за сына, защитника Родины, за сыно­ вей, посланных на защиту Материнского поля. А когда погибли один за другим муж и все три сына, осталась Толгонай'одна. Про­ должательница рода? Но нет мужчин, и прервалась связь поколений. Хранит мать нежную привязанность к невестке, и та платит ей теплотой, преданностью памяти Касыма. Но жизнь взяла свое —согрешила Алиман, будет ребенок. В душе матери проносится вихрь раздумий: «Забыла честь... предала память сына...» Но будет ребенок, и нет в том греха. Нужно, чтобы новый хлеб рожала земля, и нужно, чтобы продолжался народ. «А если жив народ, значит, жива и я, значит, жизнь прожита не зря». Эти слова, произносимые после сцены сумятицы чувств неожиданно про­ сто, с облегчением, становились логиче­ ским центром монолога. Умерла при родах Алиман. Нелегко старой одинокой женщи­ не бороться за жизнь маленького. Да и кто он ей, этот появившийся на свет ребенок? Совсем посторонний... Но взяв его на руки, впервые за многие годы увидела Толгонай рассвет, услышала в небе жаворонка. Ве­ рит она—люди добры, они не дадут им погибнуть. «Смотри, и ты, как жаворонок, взовьешься в небо»,—тихо говорила Толго­ най— Гаршина, качая колыбель. Тихонько поскрипывала, раскачиваясь, люлька, не­ громко звучала колыбельная, и всю сцену заполняли люди. Народ вышел приветство­ вать новую жизнь. Они пели вместе с Тол­ гонай вечную мелодию жизни —ласковую колыбельную. Торжественным гимном доб­ ру и человечности звучал этот задушевный финал спектакля. Роль Толгонай стала од­ ной из лучших в творческой биографии Анастасии Гаршиной. Образ киргизской женщины-матери, благодаря четкой граж­ данственной позиции актрисы, ее умению мыслить на сцене широкими образными ка­ тегориями, превратился в обобщающий образ советской Матери. Победитель зонального смотра Всесоюз­ ного фестиваля национальной драматургии в честь 50-летия образования Советского Союза, спектакль «Материнское поле» был показан в Ленинграде. Там он произвел особое впечатление: кому, как не ленин­ градцам, памятны жестокие отметины вой­ ны. В зале мелькали платки, долгими апло­ дисментами благодарили зрители новоси­ бирских артистов. Большой успех выпал на долю еще од­ ного спектакля сибиряков о подвиге тру­ жеников тыла в годы войны. Речь пойдет о «Солдатской вдове» Н. Анкилова в поста­ новке Омского драматического театра. Го­ сударственная премия РСФСР им. Стани­ славского за 1973 год—достойная оценка вдохновенного труда постановочного кол­ лектива. История создания пьесы и спек­ такля —это история о том, как скромный телевизионный сценарий омского журнали­ ста в итоге работы с театром превратился в популярную пьесу известного ныне дра­ матурга лауреата Государственной премии