Сибирские огни, 1975, №5

ИСКУССТВО Л. Баландин О ПОДВИГАХ, О ДОБЛЕСТИ, О СЛАВЕ (ТеатрыСибирик30-летиюПобеды) Сегодняшними глазами взглянуть на Ве­ ликую Отечественную войну, познать смысл и значение нашей Победы, сделать невоз­ можной для кого бы то ни было самую мысль о реванше, о развязывании новой, еще более страшной, кровавой бойни,—вот что, каждый по-своему, отстаивают совет­ ские мастера кисти, пера, сцены. Война — ожесточение, противоестествен­ ное, античеловечное порождение фашизма. Такова движущая пружина широко про­ шедшего по театрам спектакля о подвиге старшины Васкова и его взвода девчат. Но­ восибирский ТЮЗ прочитал «А зори здесь тихие...» как песню о добром, человечном сердце. Этим девчатам рожать да кормить бы детишек, быть заботливыми воспитате­ лями нового поколения, но долг повелел им идти на смерть —и они пошли. Не к лицу им, призванным вносить в мир нежность и красоту, грубая шинель солдата, не по росту, не по силам тяжелая трехлинейка. Режиссер и исполнители явно настаивают на этом несоответствии. Когда идут до­ зором пятеро девушек-бойцов со старши­ ной во главе, когда неловко оступается Со­ ня Гурвич (К. Осипова), когда задает свои наивные вопросы девушка по прозвищу «Четвертак» (М. Малахова) и бредет, не­ лепо прижав к животу тяжелую винтовку, в зале возникает добродушный смех. Ниче­ го внешне героического не совершают бой­ цы старшины Васкова, гибнут одна за дру­ гой, гибнут совсем не эффектно, порою не­ лепо. Но отчего же возникает и растет от сцены к сцене чувство гордости за этих «негероичных» девчат, почему так безраз­ дельно отдает им зритель свои симпатии и такой болью отзывается в сердцах их гибель? Режиссер В. Орлов показал поражающий нас контраст между обыденностью облика, повседневного поведения девушек-зенитчиц и высоким смыслом их служения Родине. Вот: только что видели мы их за будничны­ ми делами: осваивают нелегкий солдатский быт, мечтают о кавалерах, о танцах, озор­ ные, веселые, порою капризные... и вдруг — пуля или нож фашиста, или топь болотная, которая засасывает Лизу Бричкину при вы­ полнении ею задания. Простые, очень «до­ машние» девчата, ну, совсем-совсем сегод­ няшние, такие же, как и сидящие в зале зрители, вдруг вырастают в наших глазах, становясь в один ряд с теми, чьи имена вы­ сечены на стелах Монумента Славы, в па­ мять о которых горит Вечный огонь. Эта мысль подчеркивалась всеми поста­ новочными средствами. Если в бытовых сценах звучали песни в исполнении Утесова, Шульженко, то в минуты гибели возникала величественная хоральная мелодия, резко менялся свет, поворотом щита, на фоне ко­ торого оказывалась погибшая, раскрыва­ лась картина, промелькнувшая в последний миг в ее сознании. Простые, мирные сценки, вступая в решительный контраст с данной минутой, вызывали чувство острой, щемя­ щей боли. Именно в эти мгновения с осо­ бенной ясностью открывалась мысль и ху­ дожника К. Лютынского, который избрал образом спектакля обгорелые березки. Они обрамляли каждую сцену, входили в непо­ средственное соприкосновение с героями. Новосибирский академический театр опе­ ры и балета одним из первых в стране по