Сибирские огни, 1975, №5
ны, да как раня бывало, ковш холодной во ды хватил. Опосля меня и припечатало —к кровати. Всю зиму провалялся. А к весне, как ведметь. заворочался, заворочался и, гляди-ка, отошел... — Петр Иванович, а с Шолоховым не до водилось встречаться? — Как не доводилось. Он всегда с наро дом. Иной раз, как мимо едет, и к нам за глядывает, молока попьет. Понравилось ему наше молоко. Петр Иванович помолчал. — Я и Подтёлкова, и Кривошлыкова знал. По одну сторону бились. С Мелеховым Гришкой тоже гражданская сводила. Когда он за наших, за красных, стоял. — Так ведь не было в жизни Мелехова,— осторожно заметил я. —- Как не было? Был такой Мелехов, врать не умею... Впоследствии мы не раз слышали от ка заков, что они лично знали и Аксинью, и Григория, и деда Щукаря. В этих искрен них рассказах — лишнее свидетельство жиз ненности шолоховских героев, их приняли в народе: вылепленные рукою мастера, они как бы обрели плоть и душу, шагнули со страниц книг, смешались с людьми в реаль ном потоке жизни. И точно так ж е—жизнь писателя «в ми ру» и жизнь в творчестве—неотделимы одна от другой. На Дону с Михаилом Алек сандровичем лично знакомы многие. И в судьбах многих сказалось его сердечное участие. Многодетному трактористу с Волс- ховского хутора Михаилу Михайловичу Ко- нышину в трудное послевоенное время Шо лохов помог в починке дома, ребятам Но вочеркасского детдома послал сажёнцы из своего сада, старую колхозницу избавил от волокиты в оформлении пенсии... ...В пойме Хопра загустели сумерки: Око ло шалаша вспыхнул костер. У огня —ко сари. Кто-то роняет: — Эх, сейчас бы ушицу заварить —такой дымок пропадает. Только сказал, и тут — как в сказке!—из темноты шагнул невысокий человек: — Можно до вашего шалаша? — Михаил Александрович?! Присаживай тесь, вот сюда, на сено. — А я ведь, мужики, не с пустыми ру ками. Это вам ра уху,—и протянул коса рям прутик, на котором еще трепыха лись окуни... Хотя и наслышались мы подобных исто рий о простоте, сердечности и общительно сти Шолохова, все же не покидало сомне ние — примет ли нас Михаил Александро вич: поди, услышит, что газетчики, откре стится. Наша братия, наверняка, ему под надоела... Зато Петр Иванович, укладывая нас спать на севе в саду, успокоил: — Почему не примет? По делу — примет. Той тихой ночи под яблонями не забыть. Последняя ночь перед Вёшеяской... Утром мы вскочили рано, засобирались в дорогу. Но разрумянившаяся у русской пе чи Прасковья Николаевна нас осадила: — Пока не накормлю блинами—не пущу. Блины уже бугрились, потрескивали на сковороде. — Веселее ешьте, с молочком... Прощание с ними было трогательным: мы будто покидали своих мать и отца, они — разлетевшихся детей. Разволновав шись, мы даже забыли у Сиськовых свои куртки с эмблемами «Молодого целинни ка». Хватились их километрах в пяти от хутора, но возвращаться (дурная примета!) не стали. Остаток пути — 80 километров — шли почти весь день. Жара. Дорога — сплош ной песок. Буксовали. Мотор перегревался, приходилось остужать. Дорога так вымота ла и обозлила, что придала нам храбрости. Въехав в зеленую Вёшенскую, мы приняли отчаянное решение — идти в дом Шолохо ва «с колес» — в потрепанной, пропотев шей одежде, серой от густого слоя пыли. У зеленых ворот усадьбы, знакомой по фотографиям, нас встретил секретарь Ми хаила Александровича, выслушал и сооб щил: Шолохов принимает английскую деле гацию. Будет занят весь вечер. Наведайтесь завтра утром —вас, целинников, он примет. Мы отправились в редакцию районной га зеты «Советский Дон». Утешать нас здесь уже было некому. Зато на обширном дво ре (живут же люди!) красовалась копешка редакционного сена. Мы не стали изменять нашей традиции,—спать в пути только на открытом воздухе,—и расположились на се не, сметанном коллегами по перу. Снова утро, снова волнения. Теперь при ходилось принаряжаться. Учетчица писем, у которой мы брали утюг, сказала: — Поди-ка, зря стараетесь. Сказала, словно ледяной водой плеснула. Лишенные своих дорожных доспехов, мы и сами чувствовали себя, что называется, не в своей тарелке. И все же парировали: — Гладить одежду никогда не зря. В назначенный час —в девять утра —мы подъехали к воротам большого двухэтаж ного дома. Нас снова встретил секретарь Михаила Александровича и указал на ве ранду: «Проходите». Петр достал из люльки мотоцикла суве ниры, я —фотоаппарат, предусмотрительно завернутый в газету. Сотрудники «Совет ского Дона» предупреждали, что Михаил Александрович не любит фотографировать ся. И вот мы пошли через просторный двор к высокой веранде хозяина. Какими же долгими показались эти полета метров! Ми хаил Александрович и несколько его гос тей—участников районного партийного пле нума—сидели на веранде... Пусть простит нам читатель наше излиш нее волнение и очевидную потерю есте ственности поведения в эти первые минуты встречи. Не берусь судить, сумели бы мы или нет обрести ее сами, если бы нас тот час не выручил Михаил Александрович. Он уже поднялся и легко, с улыбкой, шел на встречу Зоркие, с лукавой хитрецой, глаза щедро теплятся добротой, слегка прищуре ны. Рукопожатие —крепкое. Жесты скупы, но четки: — Садитесь. Едва присев на изящные плетеные стулья,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2