Сибирские огни, 1975, №5

И сам он, пасковый гигант, Берет меня прищуром в' «вилку»: — Це ты, товарищ лейтенант! Себя мы давней метой метим, А прочих мет не признаем. Обнявшись, словно два медведя, Друг друга шлепаем и мнем. Собрав улов свой небогатый И кинув удочку на куст, Он говорит: — Пийшлы до хаты! Пийшлы гулять на весь Союз! А в хате, боже мой, такая Меня оказия ждала, Что сразу замер я, моргая, И горло судорога свела. На высвеченной солнцем стенке, В сосновой рамке, под стеклом, Висел мой очерк о Саенко, О дерзком парне фронтовом. Висел — и три десятилетья Селу рассказывал о том. Как мой Михайло на рассвете Плыл через Тиссу под огнем. Теперь меня осудят разве, Коль я скажу, что этот час Остался в памяти, как праздник. Не часто балующий нас. И было мне до слез досадно И стыдновато оттого, Что слишком мало и нескладно Писал о подвигах его. Ю р и й Гусев * * * Винтовки. Кони. Самолеты. Танки. Ни одного обжитого гнезда... С портретом ветерана в черной рамке Опять сегодня — «Красная Звезда». Еще один отчаянный рубака Ушел туда, откуда не придешь. Уходят те, которые без страха Под пули шли и на фашистский нож! Теперь их не пошлешь в командировки, Им нипочем тревоги и звонки. В музеях их портреты и винтовки. Их маузеры, пики и клинки. В чаду боев пощады не просили. В горах, среди степей и большаков