Сибирские огни, 1975, №5

зионки, и я, лейтенант, литсотрудник. Афанасьеву где-то за тридцать, мне — на десять лет меньше. Как это бывает в дни трудных боев, мы изнурены и голодны. Хорошо бы слегка вздремнуть, но газета ждет материала, а материал этот — в наших блокнотах и головах. И вот мы несем их, блокноты и отяжелевшие головы, в редакцию, располо­ женную на'разоренном фашистами маленьком хуторке. До хуторка километра четыре. Он где-то там, не за первым а за вторым перелес­ ком. Первый — березнячок, второй — островерхий ельник. Время от времени из-за не­ го взлетают два-три истребителя. Набрав высоту, они кружатся над ольшаником и над полем, больше похожим на вырубку, — так густо оно утыкано стволами артбатарей. Капитанская пилотка и его выгоревшая тога маячат передо мной. Вдруг Афанась­ ев, загребая траву сапогами, дурашливо падает наземь. Он падает вниз лицом, перека­ тывается на спину и, раскинув в стороны руки, блаженно вздыхает и щурится. — Васька!.. Алло. — Я вас слушаю. — Ложись. Перекур. Капитан не курит, я тоже. Но вот так отдохнуть в дороге — это у нас называется перекурить. Десять минут покоя. Сквозь закрытые веки я вижу высокое пламя солнца. Меня всего обволакивает тепло. Отдаленный гул истребителей заглушают густые, бархатные голоса шмелей. Металлический стрекот кузнечиков смешивается с треском пулеметных очередей. А вот опять надрывный рев и мычание. Коровы выходят из зарослей. Одна из них бредет рядом, и я слышу, как она с аппетитом подсекает траву, как вздыхает и обмахивается хвостом. — Васька! Афанасьев зовет меня Васькой. Право возраста? Да, конечно. И вместе с тем что- то свойское. Озорной отголосок детства. Косвенное напоминание, что оба мы чалдоны, сибиряки. — Васька! Увести бы ее... — Куда? — На хутор. Я гляжу на него: кажется, не шутит. — Зачем? — Коровенка что надо... Хозяйка доила бы... Капитан устало садится, опирается о колени щетинистым подбородком. — Уведем коровенку, Васька. — Вы что — всерьез? — Вполне. Афанасьев встает. Я лежу. Что будет? Он направляется к прикрытым сеткой пози­ циям ближайшей из батарей. Идет обратно, распутывая узлы На обрывке веревки, вы­ прошенной, должно быть, у запасливых артиллеристов. — Маня, Маня... С опаской, крадучись, косо, бочком капитан подходит к корове, выжидающе-недо­ верчиво уставившейся на него. —• Стой, не артачься. Веревка закреплена на изогнутых, напоминающих лиру, восковых рогах буренки. — Порядок, Васька! — Да бросьте вы... Так она и пошла! — А ты будешь подгонять. — Представляю!.. Что делать? Капитана не переупрямишь. Далась ему эта корова! Ну что ж, пусть попробует сладить с пей, а я на него погляжу. Откуда мне знать, что когда-то я вспом­ ню об этих минутах с запоздалым чувством неловкости. Когда-то — ой как не скоро! А пока что гремит война. А пока что мне двадцать два года, и у меня на погонах по­ блескивают лейтенантские алюминиевые звездочки. В моей офицерской сумке, грубо, но прочно сшитой из пахучей сапожной кирзы, лежит изрядно потрепанный, исписан­ ный вкривь и вкось самодельный блокнот. Усталая, невыспавшаяся голова до предела забита еше не вполне оформившимися кусками стихов и прозы о героях и героизме