Сибирские огни, 1975, №5

— Здравствуй. Тот неуклюже, по-бычьи, полуобернулся. — Здравствуешь. — Как живем? — Как все и не хуже протчих. — Газетку читал? — А то как же. — Говорят, с тебя причитается. — Да я ведь-и не возражаю. Сразу же после войны... — А если сейчас? Харламов помешал черпаком в котле. Cepera сбил шапку с затылка на лоб. — Дай каши. Два этих слова замкнулись на мне, как электрические контакты. Я стоял под то­ ком, не в силах сдвинуться с места. Повар глядел на Серегу спокойными, немигающи­ ми глазами. — Каши? — Ага. — Еще чего? — А что у тебя там? — Что? — Харламов весь напружинился. — Черпак еще. Вот возьму его да хва­ чу тебя по башке. — А совесть где? — А твоя? Ты в штабе состоишь на довольствии? Туда и греби, да живо. Греби, греби, не задерживайся! Повар вынул черпак из котла. Черпак был облеплен пшенкой. На холоде он ды­ мился, как угасающий факел. Cepera глядел то на повара, то на этот душистый черпак. — Жмот ты. — Ладно, проваливай. Что.еще говорил Cepera, я не слышал. Я оставил их и направился в сторону пере­ довой. Дул ветер, слегка пуржило. Я шагал, пытаясь представить, где побываю и как буду вести разговор с людьми. Передо мною шествовала сударыня Журналистика. ТЫ ПОДИ, МОЯ БУРЕНУШКА... Невысокого роста, в линялой хлопчатобумажной форме и кирзовых сапогах, Афа­ насьев идет сквозь густой ольшаник по едва заметной тропе. Он идет будто в темноте, простирая руки вперед и временами резко отбрасывая назад голову: ветки лезут ему в лицо. На затылке Афанасьева лихо торчит пилотка. Сдвинутая за спину плащ-накидка придает ему, как мне кажется, нечто патрицианское. Она, словно тога, роскошно ниспа­ дает к его ногам. Нижний край тоги изодран. Он коробится, замусоленный желтой окопной глиной. Метрах в двухстах за нами грохочет передний край. Всю ночь он был неустойчи­ вым, колеблющимся, подвижным, а на рассвете приостановился. Третий полк достиг небольшой речушки и под огнем залег. Мы с Афанасьевым пользуемся этой заминкой, чтобы дойти до редакции и сдать материал в газету. Немцы палят вовсю. Некоторое время я никак не могу понять, что за странные звуки вклиниваются между взрывами мин и снарядов. Залпы «катюши»? Вряд ли. И похоже, и не похоже. А больше всего напоминает коровий рев. И действительно, вскоре мы убеждаемся, что это ревут коровы. Целое стадо коров мечется по ольшани­ ку. Солдаты, размахивая карабинами, гонят их из-под обстрела. Красные бока буре­ нок сквозь заросли просвечивают, как костры. Один из таких костров я вижу в конце тропы, у самого ее устья, где ома вливает­ ся в поле. Корова ранена. Афанасьев обходит ее, отворачиваясь. Отворачиваюсь и я. Видеть нет сил. Корова порывается встать и не может. Ноги ее подламываются. Трава вдоль тропы запятнана кровью и молоком... Мы идем дальше, усталые и молчаливые: капитан — заместитель редактора диви-