Сибирские огни, 1975, №5

О ’стихах он больше не вспомнил, как будто их вовсе не было. Весь остаток пути Доронин то замкнуто думал о чем-то, то как бы вдруг пробуждался. — Володя. Володя!.. К редакции мы подходили в сумерках. С небольшой высоты Доронин указал мне на две машины, стоявшие в редком лесу. Это были темно-зеленые громоздкие автофур­ гоны, похожие на утюги. В зашторенных окнах угадывались мигающие огоньки. Возле ближайшей машины я увидел бойца не бойца, командира не командира, ка­ кого-то коренастого давно не бритого дядьку. На дядьке был незапоясанный лосня­ щийся полушубок и шапка, надетая боком и съехавшая на глаза. — A, Cepera... Ну, как тут?.. —■приветствовал его Доронин. И, Не ожидая ответа, привстал на ступеньку лесенки, исчез за дверью фургона. Протирая ветошью руки, Ce­ pera с лукавым прищуром глядел на меня из-под шапки. — У? Это был нутряной, неподвластный правописанию вопросительный звук.- Cepera повторил его. — Что «у»? — Не шофер? — Да нет. — Тогда ладно... Дверь фургона открылась. Доронин окликнул меня. — 3-аходи. Сейчас позовем редактора. Он оставил меня в фургоне. После траншей обстановка показалась мне баснослов­ но уютной. Я стоял у дверей, не решаясь сделать хотя бы шаг. Пол был только что вымыт. На продолговатом столике, прикрепленном к. передней стенке, горела немецкая плошка и светилась шкала большого многолампового приемника. Уныло-красивая му­ зыка сливалась с гудением печки, стоявшей в углу. Посредине громоздилась большая, незнакомая мне машина с чугунным маховиком. У машины был рот — громадный, с беззубыми плоскими челюстями лягушачий рот, отверстый и нацеленный на меня. Пахло березовым жаром, подсыхающими половицами и немножко парафиновой свечой. Прикрепленное к стене зеркало отсвечивало, как окошко. Я глянул в него, отшат­ нулся н снова глянул. Из зеркала смотрела какая-то чужая мне физиономия. На уров­ не подмороженных, разбухших и шелушащихся карикатурных ушей торчала — рыжая слева, белая справа — шерсть. Шерсть полушубка, прожженного вместе с сукном шинели. Снаружи раздались медленные шаги, и я откачнулся от зеркала. На волне мороз­ ного воздуха в фургон как бы вплыл круглолицый и розовый улыбающийся человек. Одетый поверх гимнастерки в короткую без рукавов овчинную распашонку, он напо­ минал простодушного, довольного жизнью младенца. Младенец держал во рту дымящую трубку, лишенную каких-либо украшений и похожую на черпачок. — Ага, — сказал он, со смаком посасывая черпачок. — Нашего полку прибыло... Кузнецов, редактор... Ты грейся, грейся пока... Повергая меня в неловкость, он с сочувствием и интересом присматривался ко мне. Добрая, однобокая, искривленная трубкой улыбка расплылась по лицу Кузнецова. — Не робеть!.. Не теряться и не робеть... Мы вот что... Пойдешь с запиской к на­ шим тыловикам... Так? Помоешься, Сменишь белье... Ну, и шинель... И шапку... Идет? И еще — постарайся поесть там... У нас, понимаешь, с продуктами не того... * * * ...Как и накануне вечером, возле фургона редакции мне на глаза попался прежде всего Cepera. И снова вместо приветствия выдал свое вопросительное утробное «у» На этот раз оно прозвучало милостивее и, видимо, означало: «Ну, как у тебя дела?» Из-под машины вылез второй водитель, так же безбожно расхристанный, как и его коллега. Они дружелюбно, по-свойски, только чуть-чуть плутовато глядели на меня из- под шапок, надвинутых до бровей. Потом я увидел Доронина. Он выходил из машины, бережно, расчетливо соступая