Сибирские огни, 1975, №5

Раскрыл свой чемодан и начал перебирать бумаги. Много писем: жаль уничтожать. Но что делать? Не такой я богатырь, чтобы в дальнюю дорогу, в неизвестность тащить с собой лишний груз. Прогудел огонь в плите и угас. И от всех этих приветов, поже­ ланий, от нехитрых рассказов о небольших радостях крестьянской жизни, о хлебе, о мясе, о здоровье детей, о прекрасной летней природе далекой родины от всего этого остался легкий черный пепел. Больше жечь нечего. Оставил только одно отцовское письмо на память. Оставил дневники и тетради стихов. Придет же время, когда об этих днях будут говорить уже как о прошлом. И \ меня будут эти неказистые карманные книжки, писанные где и как попало, второпях, короткими отрывками — несложная повесть моей пока недолгой жизни... Если придется погибнуть, что станется с этим бумажным богатством? Конечно, хотелось бы, чтобы они достались моему братишке Васе или отцу. Но братишка теперь тоже, наверно, на войне. И старик наш, Илларион Семенович, ждет своих сыновей. Время идет, и грустит старый солдат. Пусть хоть эти странички прочтет он за своим рабочим столом, выкрашенным охрой, при свете керосиновой лампы, дымя ед­ ким самосадом... Родина, родина, как до тебя далеко и как ты близка и дорога сердцу! За тебя, ради тебя пойдет на запад эшелон. 18 февраля Получил письмо от отца. Да, конечно, Василек мой давно уж воюет с немцами, а я все пишу ему по старому адресу. Как-то ты там действуешь в Действующей армии, бра­ ток? Всяческих удач и геройской боевой славы тебе! Кто знает, может быть, и встре­ тимся. А здорово было бы это. Сегодня я дежурный по батальону, а завтра, наконец, теплушка и монотонный пе­ рестук вагонных колес. Ух и борщ сварили —ложкой не провернешь! Каша гречневая с мясными консер­ вами. Прощальный обед. ■ 19 февраля Хотя в вагоне сильная тряска, пробую писать. В тСплушке две печи, уголь набираем на остановках. Стали умнее после того, как порядком померзли, сжегши весь отпущенный запас. Я Получил высокую должность начальника пожарной команды, так что заворачи­ ваю делами немалыми. Едем, едем на фронт. Едем драться с фашистами. Неимоверная тряска, писать почти невозможно. 22 февраля Станция Сковородино. Ночью поезд остановился, и начальник эшелона приказал мне остаться здесь: отцепили где-то в пути от нашего состава и прицепили к какому-то другому четыре платформы. Их-то я и должен отыскать на просторах Транссибирской магистрали и с ними догонять своих. Собрал я вещи в охапку и— вон из вагона. Поезд ушел, а я остался на темном перроне, заметаемый снежной порошей. Встретил тут же военного коменданта, пришел с ним к его дежурному помощнику. Там сочинили документ для начальника ожидаемого эшелона: дескать, такой-то и та­ кой-то направляется к вам для того-то. На досуге заглянул в свой продовольственный аттестат. Так и есть, наш дорогой начпрод, воспользовавшись суматохой, смошенни­ чал: отметил на день вперед, отдав меня на целые сутки на милость сытых. Дождался поезда, побежал с лейтенантом к вагону. ,— Стучите сюда! —сказал он, а сам пошел дальше. Постучался я, откатил дверь, забросил чемодан, вскарабкался сам. Какой в вагоне скандал поднялся! Кто такой, откуда и почему сажусь самовольно, без коменданта. Один из них, кажется, политрук, пригрозил вывести «силами бойцов». Пришлось выйти самому: БеГу Со своим чемоданом к коменданту, а его уже нет. Возвращаюсь обратно. Поезд трогается. Заталкиваю чемодан на тормозную площадку, взбираюсь сам. Строю