Сибирские огни, 1975, №5

а они непоколебимы, недвижимы, неприступны. Люди роются у их под­ ножья, что-то ищут, проделывают внутрь горы норы, но не пошатнуть и людям их основания, оно надежно, прочно, вековечно. Здравствуйте, здравствуйте, вечные горы, я ваш навсегда!.. ...Я уже чувствовал усталость. «До Шахты отсюда километров двад­ цать,— подумал я.—Если идти скорым шагом, то часа через три там буду». Я ускорил шаг, твердо намереваясь одолеть эти километры до Шахты. ...Вхожу в темную, укрытую со всех сторон соломой и хворостом ограду и, натыкаясь на густо уставленные сани, ощупью пробира­ юсь к крыльцу. Я открыл тугую избяную дверь, наружу хлынул пар и спертый воз­ дух, я очутился на постоялом, он полон людей. Вышла из-за перегород­ ки старая, лет семидесяти с лишним, старуха Бабариха — я ее помнил с довоенных времен —хозяйка заезжего. Вид у нее был развеселый, она скалилась тремя уцелевшими зубами и смотрела вприщурку. Подве­ шенная к потолку, чуть теплилась керосиновая лампа. Я спросил, где мне расположиться. Старуха указала на полати: тепло и сухо, и от возчиков в сторонке, а то они, возчики, ночью часто встают, за лошадьми присматривают: то накормить, то напоить, и спать добрым людям мешают. Вконец измотанный, я не хотел даже чаю, предложенного Бабари- хой, не мешкая, полез на полати, а старуха принялась возиться с само­ варом. То и дело хлопали двери —входили и выходили, разговаривали возчики — молодые ребята и бабы. Я довольно скоро все же забылся глубоким сном. Проснулся от голода и вспомнил, что лег, не подкрепившись. Я слез с полатей и принялся разыскивать свой вещмешок. Это оказалось не­ просто: керосиновая лампа горела тускло, кругом, растянувшись на по­ лу, полусидя, упираясь спиной в стену, на лавках, свернувшись калачом под лавкой —всюду спали возчики. Храп, носовой посвист, бормотание. Примостившись за столом, с грустным видом жевал что-то недавно приехавший возчик-старик; медленно разжевывая печеную картошку, он что-то рассказывал Бабарихе, сочувственно его слушавшей. — Бабуля,— спросил я,—а где мой вещмешок? — Вон на лавке, в углу,—сказала старуха, не взглянув на меня; видно, разговаривали они о чем-то серьезном. Я достал кусок хлеба, намазал его диким сотовым медом и стал есть, прислушиваясь к разговору. — И шибко они познобились? —спрашивала у старика-возчика Бабариха. — Шибко, аж почернели, ни кожи, ни рожи. И руки прихватило,— говорил старик.—Прямо смотреть жалко. — Неужто обогреться было негде? X- Где там? —махнул рукой старик.— Голая степь: сугробы, ветер сквозной, а больше ничего нету. А у них груз на нартах, сказывают, до­ рогой, не выбросишь. «Про кого это они?» — насторожился я, перестав есть. В сердце у меня больно кольнуло от нехорошего предчувствия, я почти догадался, про кого они говорили, но хотел удостовериться и потому насто­ рожил уши. — Кто их в такую падеру погнал? —спросила старуха.—Неужто погодить не могли, пока утихнет? — Нужда погнала,—сказал старик-возчик.—Они, робята-то, вмес­ те с дедушкой пасеку колхозную содержат, отвечают за нее, значит. Дед хворый. А для подкормки пчел меду нету, до капли выскребли, са­ хару тоже нету, вот и пришлось ребятам в тайге дикий мед разыскивать.