Сибирские огни, 1975, №5

ли: у них на боны и мука в запасе, и селедочка, и лосось, и масло, и тульские пряники —все, что для хорошего пропитания необходимо. А у Толи картошка —обычная еда, да еще сухая корочка. Не помогает ему вездесущий Горный Хозяин. Мои помощники —Павел с Савлом — обличьем схожие, а характе­ ром совсем разные. Павел —сдержанный, молчаливый, прежде чем сказать, подумает. И ходит не торопясь, с развалочкой. При затрудне­ ниях, наморщив лоб, глядит в землю. Задумается о чем-нибудь и обо всем позабудет, остановится на лыжах, обопрется на палки и молчит, лицо грустное. Может, о дедушке Кирьяне заботится, как бы в самом деле не помер, может, о чем другом. Сказать, про что думает, никому не скажет, лишь вздохом выразит свое беспокойство да взглядом. А Савл совсем иной, Савл весь как на ладони: чувств не прячет, слез не стыдится. Жалко ему дедушку Кирьяна: помрет, наверное,—поду­ мает об этом—поплачет. Он как ребенок, он еще совсем мальчишка... Выросли парнишки полусиротами, и я им сочувствую. Пока шли вместе до горы Одинокой, многое _успели они о себе рассказать: отца не помнят, знают лишь от матери, что, разойдясь с ней, жил он где-то на Севере, потом на прииске Кундатском, в сорок первом дали ему бронь, как добытчику шеелита, а где он сейчас, в сорок четвертом, не­ известно, может, в армию призвали, может, шеелит добывает и сидит «на броне». Свернув в сторону от горы Одинокой, мы углубились в Нагорный Шалтырь: склоны крутые, каменистые, снег глубокий, пихтарники гус­ тые, на макушках снеговые шапки —идти трудно, то и дело сваливаются сверху целые копны снега. Впереди идет Павел, он у нас за проводника, идет, прокладывая по снеговой целине лыжню. Он, можно сказать, настоящий проводник, он знает Нагорный Шалтырь лучше, чем мы с Савлом: у матери он до­ тошно расспросил дорогу к пчелиным дуплам, у него даже на листке бумаги план начерчен. План этот Павел часто вынимает из кармана и, серьезно хмурясь, рассматривает. Я следом за Павлом иду, смотрю в его спину и думаю: хороший из Павла солдат получится, может, даже разведчик... Иду я молча. За спиной —мешок, на ногах —лыжи. Мне идти труд­ но, я чувствую слабость —от перенесенного ранения. С тетей Маврой мы договорились: я помогу ее сыновьям в Нагорном Шалтыре найти мед, погружу вместе с ними на нарту, помогу также дотащить нарту до прямоезжей дороги, а дальше ребята одни поволо­ кут нарту в Усть-Колбу, я же пошагаю своей дорогой в Троицкие Вершины. Размышления мои прерывает голос Савла. — А дедушка Кирьян не помрет,— говорит Савл.—Он давно соби­ рается, да не получается, как он хочет. Я не знаю, что сказать о дедушке Кирьяне: может,, помрет, может, нет, все зависит от болезни. Если болезнь одолеет старика, то его не ста­ нет, если дедушка Кирьян осилит болезнь, то еще проживет не­ сколько лет. Савлу не по сердцу мое молчание, и он повторяет свое: — А дедушка-то Кирьян не помрет. И опять я не ответил. Потому теперь не ответил, что был согласен с Савлом. Ну как же, думал я, помереть ему, если у него внучка Мавра, правнуки, если у него есть я?.. — Не помрет дедушка! — в третий раз со слезами в голосе по­ вторяет Савл. — Еще долго проживет,— говорю я и для убедительности добав­ ляю: —Все пасечники долго живут. От одного азербайджанца сам слы