Сибирские огни, 1975, №5

и жестким, остановился и застыл. Меня тянуло на гору, ввысь, зайдешь —и тотчас откроются перед тобой три белых вершины, три, по-здешне- му, таскыла, стоящих рядом друг с другом. И, кажется, до них рукой по­ дать. Во всяком случае, восемь лет назад, когда нас провожал дедушка Кирьян, я, когда взобрались на гору Одинокую, очумел от восторга. ^Ни­ когда я еще не видел такого чуда: горы, увалы зеленые перед тобой, а посреди них—три белые сверкающие на солнце вершины. Я прыгал и скакал, я кричал, и мать, всегда строгая, хмурая, улыбалась, не унимая меня. Давно то было... И сейчас, не ручаюсь, наверно, стал бы я радо­ ваться при виде белых таскылов, прыгать и кричать. Однако на гору Одинокую я взберусь дня через два-три. А сейчас мы свернем вправо, в таежную глухомань, в Нагорный Шалтырь, где много в земле золота, а в дуплах деревьев — меда. В Нагорном Шалтыре я еще ни разу не был; то, что восемь лет тому назад мы на пути в Троицкие Вершины прошли Нагорным Шалтырем лишь краем, в счет не идет. У горы Одинокой, где мы прошли краем, это еще не Шалтырь, а Предшалтырье. А сам по себе Нагорный Шалтырь в стороне, там горы и тайга красоты неописуемой. И богатства там в го­ рах много всякого. В нашей приисковой стороне только и разговоров, что о Нагорном Шалтыре. Мой дружок-приятель Толя Суранов, старик лет за шестьдесят, все, бывало, звал меня в Нагорный Шалтырь, а чтобы я согласился и проникся интересом, про такое рассказывал!.. Будто Толя знался с Горным Хозяином, будто дом Горного сейчас в Шалтыре; стоит прийти Толе Суранову в Шалтырь да о чем-нибудь Горного батюшку по­ просить, так тот сразу и исполнит с радостью. Чудной Толя Суранов. Несмотря на старость, все его зовут Толя да Толя. И я звал: Толя. «Толя, расскажи про Горного Хозяина!», «Как ты женился, Толя, расскажи!» —и Толя, заливаясь смехом, хлопая себя по колену, увлеченно рассказывает, как он женился, как водит дружбу с Горным Хозяином. Рассказывает, как он умыкал жену, Анастасию Тис- лавну, как гналась за ним погоня, как, стоя в рост в кошеве, слышал, как орал вслед ему грозно тесть. Толя, насупившись и округлив глаза, показывает столь свирепую морду тестя, что, бывало, слушаешь —и тебя пробирают мурашки. И смешно, и жутко... Толя был золотничник-скиталец. Нагорный Шалтырь исходил вдоль и поперек. А очутился в Шалтыре поневоле: от суда спасался в глуши. А от суда вот почему. Умыкнув Анастасию Тиславну, обвенчавшись с ней в церкви, Толя спустя год поехал вместе с супругой просить у батюшки- тестя прощения. А тесть, свирепый, как волк, вместо того, чтобы по христианским законам простить, схватил в руки стяг-оглоблю и за­ махнулся. Жить бы Толе с проломленным боком или вовсе принять смерть от оглобли, да не подвела его сноровка. Толя присел —и стяг- оглобля просвистела, лишь смахнув с головы войлочную шляпу. Вто­ ричного замаха Толя дожидаться не стал, выхватил из-за голенища но­ жик и пхнул тестя в ляжку, а сам завернул своего сивку-бурку да и дуй не стой подальше от опасного места бок о бок с женой. С год потом Анастасия Тиславна прожила на прииске одна, а Толя от закона отси­ живался в Нагорном Шалтыре, в тайге. Там-то и спознался он с Горным батюшкой, и тот по дружбе указал ему все потаенные богатые места. В год моей дружбы с Толей, еще до фронта, я верил ему от слова до слова. Все приключения Толи в тайге: встреча с Горным батюшкой с чертями, русалками— мне казались чистейшей правдой. Я ночи не мог спать, наслушавшись Толиных побасенок. Сейчас, конечно, былой веры во все эти чудеса нет. Если, думаю я, Горный Хозяин открыл Толе все потайные места и золотые россыпи, то почему же Толя не воспользовал­ ся этим? Как всю жизнь прожил золотничником-голодранцем, таким и в старость вошел. И на пайке сидел, не то, что другие удачливые старате-