Сибирские огни, 1975, №4

>— Когда поедешь, тогда и радуйся,— кинул Захаров. — Думаешь, не пустят? Захаров, будто не услышав вопроса, промолчал и уже после того, как Хлопянников, перестав ждать, повернулся к окну, словно кому-то другому пробасил: ■— Думаю, что не для отпусков везут нас в тыл. — А для чего же? — Для надобности —чтобы из даденных нам людей таких же вояк сделали, как мы, и нисколько не хуже. — В прошлый-то год обученных давали. — Но задор им кто вгонял в души, забыл разве? Да еще люди-то были наполовину из фронтовиков, обстрелянные. Страшников пошевелил губами, подумал о том, что уже пережито и что еще предстоит пережить, и сказал: — Ежели дадут новобранцев, сам забудешь про отпуск. ^— Конечно, детей-то попроведывать хочется,— вздохнул Захаров. '—Кто знает, придется ли еще свидеться или нет. — Не погибать ли уж задумал? —оборвал Хлопянников. — Всякое еще может случиться. Пуля-то дура, а осколок пуще и злее ее. Хлопянников, чуть сузив глаза, ухмыльнулся и покрутил головой из стороны в сторону. — Нет, я убивать себя не дам,—и задумчиво протянул: —А домой хочется!.. Одним бы глазком глянул на маму да на свою деревню, тог­ да и до Берлина шагать можно. Навстречу прошел эшелон с танками. Новые «Т-34» стояли на платформах, как на поверочной линейке, поставив стволы по ходу впе­ ред, на запад. Следом провезли солдат, молодых и немолодых, в новых шинелях из серого сукна. Захаров достал трофейную фляжку и начал починять прохудив­ шийся на ней чехол. Хлопянников тихонько затянул старинную сибир­ скую песню. А Страшников стоял в проходе и все смотрел на пробегаю­ щий мимо сосновый лес, и думал о родных местах. Подчас ему каза­ лось, что, уезжая в тыл, он тем самым оттягивал конец войны, значит встречу с детьми и женой. С первого дня пребывания на фронте он счи­ тал: с каждым убитым фашистом на какую-то капельку приближается конец войны. И потому дрался, не зная отдыха, не жалея себя. Вечером всех троих и капитана Стародубцева пригласил к себе в купе майор Терсков. На столе стояли открытые банки тушенки, кусоч­ ки нарезанной колбасы, хлеба и пять плотно поставленных кружек. Терсков, сидя у окна напротив Стародубцева, не поднимаясь, снял с верхней полки фляжку с водкой и разлил ее по кружкам. — За Москву и Сталинград! —сказал Стародубцев и, кивнув солда­ там, выпил. А Захаров вылил в себя содержимое кружки, словно гло­ ток сельтерской воды, неторопливо взял кусочек хлеба, положил на него пластик колбасы. Почти так же не спеша, словно этим продлевая удовольствие, выпил Страшников. Только Хлопянников, выпив, смор­ щился и покрутил головой: — Ух и жгучая, язва. Фрицевский шнапс куда слабее. Терсков, глядя на него, улыбнулся: — Это тебе не французская мадера, что у немцев «одалживал» из блиндажа. Хлопянников рассмеялся, и не оттого, что в Сталинграде довелось унести из немецкого блиндажа мадеру, а оттого, что майор запомнил этот пустячный случай.