Сибирские огни, 1975, №4

заходила мать, и тогда наскучившему за день малышу даровалось много внимания и заботы. Глядя на него, вспоминали Алексея, говорили, что еще совсем недавно он сам был ребенком, и вот жизнь сделала солдатом и отцом. Вместе со всеми трудностями и горем жизнь оставалась жизнью. У Вали с Дошкой тоже родился первенец-сын. Дошка, чувствуя себя пол­ новластным хозяином дома, ходил важно, здоровался первым только с начальством. Но, боясь, чтоб не отправили на фронт, работал много, не отказывался от любых поручений, и потому положение его становилось все прочнее. Минула холодная зима, появились весенние капели, с ними пряные запахи тепла и сырости. Потемнели дороги иполя. Еще больше засуетил­ ся народ, и вот на упряжках, на старых тракторах, с плугами и боронами потянулись люди в поле. Как ни жалко было Тане своего сына, а приш­ лось выезжать и ей. На целый день оставляла она ребенка на присмотр деду. Возвращалась изнуренная не трудом, а переживаниями. Ребенок сосал из рожка молоко и хлебную жвачку, видно, потому мучился от же­ лудочной боли и плакал. Дед, как-то уходя на ночь сторожить семенные склады, наконец, не выдержал, остановился у порога и сказал: — Оно как бы тебе, внучка, тяжело ни приходилось, да помни: дите твое — немыслящая кроха, грех на голод таких оставлять. Отец евоный заслуживает, чтобы сына хоша три раза в день кормила мать грудью. Таня держала на руках ребенка и смотрела на него испуганными глазами, будто кто-то хотел у нее отнять его. Наголодавшийся за день сын, причмокивая, торопливо сосал грудь, издавая свои, какие-то обид­ чиво-довольные звуки. — Что, моя крошечка? Моя лапушка? Нет, не буду тебя больше мо­ рить голодом,— глядя на него, приговаривала она. «Отнимать от груди его рано, еще нет полгодика, да и чем кормить тогда? Не картофельной же толченкой или хлебом из охвостья,—думала она, утирая слезы.— Какая у тебя доля, родной мой: родился и посмот­ реть за тобою некогда и поесть тебе нечего. А что еще будет впереди?..» — Нет, больше не оставлю тебя, сыночек, чтобы не ругал нас твой папа, когда вернется домой. Будем в поле ездить вместе, будем брать с собою зыбку,— целуя ребенка, приговаривала она и досадовала, почему об этом не догадалась раньше. С того дня маленький Алеша вместе с Таней переселился на полевой стан. Таня уносила его в дедовской зыбке к своему загону и вешала зыб­ ку на березу, у самого края поля, чтобы была на глазах. Укрывала зыб­ ку теплым пологом и садилась на трактор. Неожиданно на Танином поле появился Дошка, и не пешком, как председатель колхоза, а на лошади, запряженной в военкоматовский рес­ сорный ходок. Остановился на середине обочины загона, закурил и, дож­ давшись Танин трактор с прицепом сеялок, приподнял руку и слегка на­ клонил голову. Но Таня, высунувшись в дверку кабины, махнула рукой на конец загона, туда, где на березе висела зыбка. Дошке это не понра­ вилось, но что оставалось делать, завернул лошадь и поехал вдоль опуш­ ки леса. Ветер относил поднятую сеялкой пыль прямо ему в лицо. Он при­ крывался рукой, отплевывался и выходил из себя. Однако скоро обогнал тракторный агрегат и остановил лошадь у старой березы. Таня заглушила трактор и, ступив на гусеничное полотно, соскочила на землю. И, не подходя к подвешанной зыбке, остановилась против Дош­ ки, вопросительно посмотрела на него. Дошка кашлянул в кулак и, хмурясь, спросил: — Как у тебя дела? — Как видишь,— не сводя с него взгляда, ответила Таня.