Сибирские огни, 1975, №4
«Столько подбили, зажгли и отходим! Чего отходить? Так и не кон чатся отходы»,—подумал Алексей. У него, как у всякого, одержавшего первую победу, не укладывалось в голове, что где-то могли прорваться танки —почему же они здесь не прорвались? Почему отходит пехота, и как еще надо воевать, чтоб не отходить, чтоб удержать противника? — Пропустим пехоту, а сами-то без нее как стоять будем?— спро сил телефонист. Алексей, как на плацу, круто повернулся к нему и отрубил: — Как стояли, так и будем стоять! ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Наступил конец августа, побурели поля в Сибири, началась жатва. От темна до темна страдовали люди: убирали хлеб комбайнами, жали жатками и серпами, косили косами. Золотилась листва берез, золоти лись нивы. Окрест, на нескошенных полосах, виднелись согнутые жен ские спины. Жала хлеб и Таня Мутовина. Ее трактор таскал комбайн. В резком стрекочущем гуле дрожала кабина, вместе с рычагами управ ления дрожали Танины руки и она сама. Исходил шестой месяц бере менности, на обветренном лице ее выступали пятна. «Где теперь Алеша, что с ним?» — глядя на тучный хлеб, думала она. А справа, около открытой дверки кабины, стеной тянулась кланяю щаяся колосом пшеница. По ней временами пробегал ветерок, затем затихал, и на желтом фоне, где-то с околка, выглядывала красноватая прядь на рябиновом кусту. Таня смотрела вперед, на золотистые берез ки, и на рдеющую прядь рябины и соображала, как ползут по нашей земле немецкие танки и пехота и как стоит Алеша где-то на горке и бьет их из своих пушек. Немцы его не видят, и потому ни одна пуля не пролетает около него... От этих дум ей становилось легче; она чувст вовала резкие толчки в животе, сжимала губы и улыбалась сама себе: «Какой неспокойный, пожалей ножки, еще набегаешься. Вот папу скоро ноедешь встречать, и он до безумия будет рад тебе». Ее мучили постоянная тошнота, боль в пояснице и усталость, клоня щая ко сну... «Только бы на него не подействовал тракторный гул да эта тряска»,— иногда с тревогой думала она. И опять представляла Алек сея в военной форме, с сыном на руках. Сын такой же светлый и голубо глазый, как отец. Алексей улыбался, смеялся сын, и Таня улыбалась своим мыслям. Погода, как всегда осенью, начала меняться, дни пошли серые, с холодными ветрами. Зашумел на закрайках полей лес, играя позолотою, осыпались листья. В такое время еще больше скребло душу. Да и было отчего. Каждый день передавали печальные сводки, почти с одним и тем же текстом: «после тяжелых, кровопролитных боев наши войска остави ли населенные пункты...» — и перечислялось, какие. Сколько этих насе ленных пунктов на нашей земле? Сколько придется проходить их об ратно? И когда только начнется этот обратный поход? «Уж не ранен ли Алеша? Вторую неделю нет вести. Может, он му чается сейчас, кровью истекает, теперь всякое может случиться, а я си жу и помочь не могу ему».—Таня сильнее сжимала рычаги и с обвет ренного, в пятнах, лица утирала слезы. В конце поля с комбайна раздался сигнал. Таня выключила ско рость и высунулась в открытую дверку кабины. За кустом, на дороге, стоял заправочный фургон. Дед Алексей, раскручивая, снимал с бочки шланг. Однорукий комбайнер в замасленной гимнастерке, стуча подко
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2