Сибирские огни, 1975, №4
по поводу которых приходилось писать це лые послания, эти послания, когда целиком, когда в выдержках, попадали на страницы его журнала («Восточного обозрения».— Н. Як.), и в ответ на наши послания шли длинные письма от него, иногда с выдерж ками из газет и журналов, иногда и целых книг...»34. Весной 1883 года Клеменц предложил свои услуги экспедиции, организованной За падно-Сибирским Отделом Русского Геогра фического общества, которую возглавил А. В. Адрианов, и вместе с ней отправился для исследования малоизученного района в верховьях Томи и Абакана. Это первое путешествие произвело на Клеменца ошеломляющее впечатление. Его поразила дикая, ни на что не. похожая при рода Сибири, ее бескрайние просторы, непе редаваемая красота тайги. И хотя он за свою жизнь повидал немало красивых мест, но то, что теперь открылось перед его гла зами, ни с чем нельзя было сравнить. В ста тье «Минусинская Швейцария и ее-боги» Клеменц так передал свои впечатления от всего увиденного: «Оригинальное произве дение природы, эта так называемая сибир ская тайга, с ее клокочущими реками, пер вобытными лесами, где над канделябрами кедров поднимаются стрелки пихты, обра зующие не хуже пальм лес над лесом, со своей гигантской травяной растительностью синих дельфиний и белых зонтичных расте ний, где всадник с конем тонет, как в пучи не, со своими синими и снежными горами на заднем плане, со своими утесами, выся щимися как стены среди лесов, представля ет нечто новое, неведомое завсегдатаю ни швейцарских Альп или скандинавского севе ра, ни других прославленных своими вида ми уголков мира»35. Из экспедиции Клеменц вернулся полный сил и желания работать. Своей давней зна комой Е. Дубенской он писал: «Из тайги вернулся, должно быть, лет на пять моло же, чем уехал. Природа и общество дикарей повлияли на меня так благотворно в нрав ственном и физическом отношении, что я всю жизнь буду вспоминать об этом с бла годарностью в душе»... В другом письме чи таем: «...Как-то незаметно начали возвра щаться ко мне и силы, и бодрость, охватил интерес к невиданной еще дикой обстанов ке... Никто не хотел и ие хочет верить, что бы человек, буквально еле державшийся на ногах, мог возвратиться через три месяца путешествия, полного лишения и опаснос тей, таким здоровым и свежим, как оказы ваюсь я»36. Настроение Клеменца после первого путе шествия нашло отражение и в стихотворе нии «В Абаканской степи», напечатанном в «Сибирской газете». Там, в частности, го ворилось: Стройный хор ликующей природы И широкий манящий простор Будят чувство мощное свободы, Что в душе заснуло с давних пор— В битве с жизнью утомленной И вольней и шире дышит грудь, И душе, слезою обновленной. Жадно, жадно хочется стряхнуть Тяжкий гнет страданий пережитых. Бодрость, сила, вера юных дней Оживают. Ряд полузабытых Образов встает в душе моей И потянет снова из пустыни В .круг друзей —далеких, но родных —> Так и хочется Ороситься в пучину, В самый пыл борьбы людей живых!37 После нескольких лет вынужденного без действия и молчания Клеменц снова погру зился в работу, по которой он так стоско вался, И хотя характер его деятельности теперь изменился, тем не менее Клеменц был счастлив. Его деятельная, активная натура получила, наконец, возможность проявить себя. Здесь, в Сибири, он убе дился, как мало еще изучен этот богатей ший край, как много белых пятен на его карте. И отныне Клеменц каждый год от правлялся в экспедиции, проводил геогра фические и геологические исследования на реках Абакан и Мрассу, на Телецком озе ре, в Западных Саянах и на Алтае. Он про никал в такие районы, где до него не сту пала нога ни одного путешественника. По словам академика В. А, Обручева, Кле менц «был первым исследователем местно сти между Абаканом и Западным Саяном, чрезвычайно дикой и трудно доступной»38. Данные, собранные им, сыграли большую роль в изучении этого района Сибири. Путешественником Клеменц был неутоми мым. Вместе с другими исследователями, а чаще только в сопровождении проводника, он отправлялся за сотни километров в глу хие и неизвестные края, ночевал под откры тым небом или в наскоро разбитой палатке. Его не страшили ни трудности, ни встречи с «лихими людьми», которых немало тогда бродило по тайге. Как правило, эти встречи кончались мирным чаепитием у костра. Один из близко знавших Клеменца в эти годы И. П. Белоконский писал: «Путешест вие для Клеменца было своего рода стихи ей, в которой он чувствовал себя, как рыба в воде. Низведя до минимума свои потреб ности... Дмитрий Александрович на ничтож ные средства мог осуществлять такие поезд ки, на которые европейцы затрачивали де сятки тысяч рублей»39.' Очень много сделал Клеменц для изуче ния жизни малых народностей, населявших этот край. Его привлекали удивительная честность и доброжелательность людей, с которыми ему приходилось встречаться во время многочисленных путешествий. Вер нувшись из одной из поездок, Клеменц пи сал Е. Дубенской: «Ознакомился я с жизнью дикарей... Нравится мне и самый народ, и его замечательно честный характер, и пер вобытная обстановка; кажется... я снова на вещу своих новых приятелей в тайге, буду слушать за полночь их рассказы про стари ну, буду ходить по лесам на лыжах и но чевать в трескучий мороз около костра под кедром...» В другом письме он замечает: «Скажу по совести, что эти сибирские ди кари нравятся мне гораздо более многих мо их соотечественников, и рано или поздно я поживу между ними»40. На страницах сибирской периодической печати не один раз появлялись корреспон денции Клеменца, в которых он писал о тя желой жизни сибирских «инородцев», о тех
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2