Сибирские огни, 1975, №4

не было случайности. Он приходил к этому зданию множество раз, он давно жаждал поплавать по северным морям, мечтал воз­ родить полулегендарную Мангазею, был знаком со многими капитанами Убекосиби- ри, огорчался тем, что они отказывались взять его матросом. Чувства его и сознание были уже подготовлены к уловлению како­ го-то мгновения, с которого началась кри­ сталлизация стихов. В диалоге поэта и критика «Фрегаты времени», опубликованном в «Литератур­ ной газете» 1 января 1974 года, критик Е. Сидоров сказал Л. Мартынову: «Мне кажется, Леонид Николаевич, что в ваших последних стихах нередко ощущается холо­ док конструкции, исчезновение человеческо­ го тепла. Собственно, это главное, на мой взгляд, противоречие мартыновской лири­ ки: рассудочность в ней иногда побеждает живое чувство». Может показаться, что в упреке критика есть некоторый резон, если, например, срав­ нить ранние «Воздушные фрегаты» со сти­ хотворением «Капитаны Убеко» из книги «Гиперболы»: Капитаны Убекосибири, Вы, наверно, меня позабыли: Миновало полвека! ............................................; » Капитаны-ямальцы, По меридиану скитальцы, Дивны были ваши владенья! Не на Оби ли Вы лицезрели виденья Грядущего изобилья? О каких Мангазей возрожденья Вам полярные ветры трубили? Но вещать не любили, Подобно Сибилле, Вы в своей штаб-квартире, В своем учрежденьи, . . . Именуемом: «Управление По обеспечению Безопасности кораблевождения В устьях рек и у берегов Сибири». Но дело вовсе не так просто. Почему Мартынова надо ограничивать только ли­ рикой? Почему все его стихи надо соизме­ рять только с лирическим звучанием? А что, если это попытка в форму краткого стихо­ творения вложить эпическое содержание, поэтически сформулировать самым лаконич­ ным образом всю суть работы Убекосибири? В конце концов, кто вправе диктовать поэ­ зии, какой ей следует быть! В этом диалоге поэт ответил критику так: «Я вовсе не считаю себя непогрешимым, но пишу только то, чего не могу не напи­ сать. У меня есть, пожалуй, «смутные» стихи, но погодите, придет время, и они не покажутся читателю такими уж неясными и холодными... Каждый любит свою моло­ дость, свой образ поэта, а поэт сложно живет и развивается, проходя через разные периоды жизни и творчества. Чтобы понять, что же такое писатель, нужно набраться терпения и обозреть все, что он написал, вплоть до писем». Последняя фраза, вероятно, справедлива по отношению к литературоведам. Да, про­ фессиональные критики, да и собратья-писа­ тели, прежде чем оценивать чье-либо твор­ чество, должны отправиться, по известным словам Гёте, «в страну поэта», постичь ее целиком, проникнуться духом всего процес­ са внутреннего развития. Но, в конечном счете, поэты пишут не для критиков. А обыкновенный читатель, имя которому легион, даже верный поклонник поэзии Мартынова, все же будет восприни­ мать каждое новое стихотворение, или цикл, или книгу, как конкретную, отдельную данность, не очень исследуя связи с пре­ дыдущими произведениями. Эта фраза, про­ изнесенная поэтом, видимо, в некоторой запальчивости, вовсе не характеризует его творчества-—ведь читателю не надо «на­ браться терпения», чтобы высоко оценить и полюбить его стихи. Впрочем, поэт сам определил суть восприятия искусства: '«Му­ зыка всегда бездонна. Это значит—• хваля.т иль порочат — каждый в ней находит то, что хочет». Истина заключается в том, что поэт дей­ ствительно «сложно живет и развивается, проходя через разные периоды жизни и творчества». Эта сложность развития, мо­ жет быть, особенно глубоко проявилась в книге «Гиперболы». В одном стихотворении поэт гиперболи­ зирует явление, в общем, довольно обыден­ ное: «На одном конце Москвы дождик, сля­ коть, прелый лист. На другом конц,е Москвы белый снег и вьюжный свист... Будто целые века совмещаются едва. Вот насколько велика современная Москва!». Здесь легко можно обнаружить натяжку: почему это в приметах осени на одном кон­ це Москвы и в приметах зимы на другом — «целые века совмещаются», когда речь мо­ жет идти о совмещении лишь времен года? Но дело в том, что эта гипербола возбуж­ дает в нашем восприятии целый ассоциа­ тивный ряд. Не претендуя на всеобщность, скажу лишь о личном впечатлении. Для меня, например, Октябрьская революция связана с осенней непогодой, а, допустим, время Ивана Грозного-—с зимой,, с люты­ ми морозами. Если в отношении осеннего петроградского дня 25 октября такие связи совершенно ясны, то в отношении многолет­ него царствования Грозного это идет, навер­ ное, от прочитанного еще в детстве описа­ ния зимней осады Полоцка и январского разгрома Новгорода Великого, от стихов Бальмонта о Грозном, где «по ночам вста­ вало две луны», что, в свою очередь, ассо­ циируется с сильнейшими морозами, когда на небе появляется гало. В том или ином виде эта гиперболическая «натяжка» у большинства читателей вызы­ вает вполне логические ассоциативные ря­ ды, касающиеся и современного облика Москвы, и ее истории. Именно на такой опо­ ре — на способности современного читателя к ассоциативному мышлению, на его обра­ зованности, развитости, высокой культуре, основывается поэзия Мартынова в книге «Гиперболы». На этой же основе зиждется и стихотво­ рение «Крест Дидло». Оно предполагает, что читатель помнит о Дидло хотя бы по Пушкину: как известно, разочарованный Евгений Онегин отворотился от сцены и