Сибирские огни, 1975, №4
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Анатолий Никульков «НОВЫЙ ВЕТЕР НАЛЕТИТ...» ( К 7 0 - Л Е Т И Ю Л Е О Н И Д А М А Р Т Ы Н О В А ) Мое знакомство с Леонидом Николаеви чем Мартыновым состоялось лет двадцать тому назад. Это было знакомство заочное. Изучая старые, довоенные комплекты жур нала «Сибирские огни», я впервые в жизни прочитал стихи и поэмы Мартынова и был поражен их великолепным своеобразием, совершенным мастерством и тончайшим чувством слова. Я написал тогда моногра фию о его творчестве под названием «Об ретенное Лукоморье», это была первая мо нография о Леониде Мартынове. Он, конечно, прочитал ее,' и, таким обра зом, заочное знакомство стало взаимным. А встретились мы, наконец, еще года через два-три после этого в Крыму, на отдыхе. Он не любил лежать на песочке роскошного коктебельского пляжа; его высокая, спор тивная фигура, с хорошо развитыми плеча ми, постоянно двигалась между загорав шими. Он собирал на пляже камни, не ка кие-нибудь там сердолики, а грубые камни причудливой формы, в которых можно было распознать очертания человеческих лиц или фигурки зверей. На его веранде стол был завален такими находками, некоторые кам ни имели даже собственные имена. Фанта зия художника узревала в этих пластиче ских формах мастерство самой природы. Зная склонность Л. Мартынова к поэти ческой трансформации научных понятий, я рассказал ему об одном поразившем меня факте, о котором я в ту пору где-то прочи тал... Оказывается, молекула гемоглобина в крови человека имеет то же строение, что и молекула хлорофилла у растений, только всего лишь один атом железа в гемоглобине замещен одним атомом марганца в хлоро филле. Мне, признаться, и до сих пор ка жется, что тут есть поэтическое зерно, фи лософская суть, свидетельство единства всего земного. Но Леонид Николаевич, не задержав, к моему удивлению, внимания на этом сооб щении, стал в ответ увлеченно рассказывать об астрономических открытиях, о теории расширяющейся Вселенной. Как теперь я понимаю, при всегдашнем стремлении Мар тынова проникнуть в противоречивую слож ность действительности, такое слишком пря молинейное родство человека и дерева не воодушевило его. А вот в образе расширяющейся Вселен ной, идя, так сказать, от противного, он на шел философско-поэтическое зерно для глав ной идеи всего своего творчества — идеи братского единения человечества. Об этом я вспомнил, когда спустя некоторое время прочитал его стихотворение «Небо и земля»: И когда разбеганье галактик Наблюдаешь в космической мгле. То, не столь теоретик, сколь практик. Обращаешь ты взоры к земле. Все стремится здесь сблизиться, слиться, В косяки собираются птицы, В элеваторы льется зерно, И, устав проклинать и молиться, Людям хочется быть заодно. Теперь у Леонида Мартынова много книг за плечами, он стал всемирно известным поэтом, литературоведы и критики написали столько о нем, сколько по объему, пожалуй, занимает и само его творчество. И вот в ту пору, о которой сам поэт ска зал; «Трудно на седьмом десятке? — Да, не очень просто»,— пришли к читателям две его новые книги: «Гиперболы», удостоенная в 1974 году Государственной премии СССР, и «Воздушные фрегаты», книга вос поминаний. «Воздушные фрегаты» погружают нас в самые истоки творчества Леонида Мартыно ва. Воспоминания начинаются с описания родного поэту города Омска. Этот «плоский, купающийся в соленой пыли гигантский пшеничный блин-город», раскинувшийся в сибирской с!епи, оказался таким местом, которое дало поэту в детстве богатейший комплекс впечатлений, ставших основой, подчас подсознательной, всего дальнейшего развития и своеобразия мартыновской поэзии. «...Я хорошо помню этих казахов, прода вавших кумыс на улицах и мясо на база-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2